Но какое же это одиночество, это надежда. надежда на встречу с той, образумевшейся.

правда красиво. у тебя получаются такие романтично-таинственные миниатюры...

И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
(Игорь Губерман)

Чувства, чувства... много чувств...

во.. пошла знакомая философия))))

И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
(Игорь Губерман)

Радостные крики зрителей и афиши с его именем. Рукоплескания и восторг. А потом тишина…
Крики «Браво!», цветы и смех. Молчание в ответ…
Торжественные поклоны на четыре стороны света. Негнущаяся спина, боль от которой не даёт нормально вздохнуть…
Боль. Она стала его вторым «я». Боль приходила снова и снова, рождая страх перед новым выступлением. Тяжело каждый раз заставлять себя подниматься на высоту и бросать взгляд вниз, где на десятки метров была лишь пустота. Она резко заканчивалась ударом о маты, такие маленькие отсюда, с вышки. Всё чаще дрожали от волнения руки, и пот выступал на лбу. Тяжело…
Но надо! Он справится, не может не справиться. Улыбка появлялась на лице, а ладони крепко обхватывали шест, который помогал балансировать на тонкой нити, волосяном мосту, перекинутом через пропасть. Так же, как и его жизнь. Она всегда была на волоске, на неуловимой грани, где он, цепляясь за воздух, показывал зрителям своё умение, неизменно улыбаясь в ответ на их радостные крики.
Шаг. И страх уходит. Его сменяла уверенность в своих силах. Плечи распрямляются, и он гордо бросает вызов всему миру. Тело слушается малейшей команды сознания. Отточенные рефлексы и взгляд вниз. Акапелла сопровождения и яркие эмоции зрителей.
Второй. Бешеный ритм биения сердца, стук крови в висках и ярость, от которой не скрыться. Он дойдёт! Под ногами жадно распахивается пасть пропасти, маня ярко-оранжевым покрывалом арены.
Третий. Ну что же, вы боитесь за него?! Нервы рвутся, как натянутые струны. Он стоит, покачиваясь и сжимая шест, но стоит.
Ещё шаг. Уже остались только метры, он точно дойдёт. Впереди манящая стойка и приветливая улыбка другого акробата. Мысли о поклонах, рукоплесканиях и боли. Где-то в толпе вскрикивает девушка, акробат срывается в полёт…
Жизнь не мелькает обломками разбитого стекла. Нет и картин, что рисует перед последней чертой смерть. Только чувство полёта и свободы, наслаждение и радость, что всё закончилось.
Ему кажется, или у него вырастают крылья? Так легко и впервые не страшно. Ведь там нет места мучениям и боли, там…

Vaya con Dios
_________________
Самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгновение перед самым впечатляющим триумфом. Но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!…

ярко описано, да. особенно то, что только чувство полета. никогда тот, кто жив, не сможет описать предсмертельное состояние, как бы близко он ни подходил к ней. но каждый делает это как можно более мастерски.

умница

И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
(Игорь Губерман)

может, он и перестанет мнить себя плохим писателем?

И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
(Игорь Губерман)

Красуешься? Ведь пишешь хорошо.

и не сметь спорить!

трикато, подари нам новую салфеточку))

И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
(Игорь Губерман)