«В конце июля 1874 года я отбыл из Тобольска по личному поручению гу-бернатора. Погода в то лето стояла дождливая и холодная. Никто не ожидал че-го-либо иного от наших сибирских краёв, но всё неожиданно переменилось: по-дул жаркий ветер из киргиз-кайсацких степей и воздух раскалился, словно в печи. Живописные земли, через которые я следовал к месту своего назначения, почти не были видны из-за знойного марева.
Перед отъездом губернатор пожелал лично встретиться со мной и пере-дал особое поручение.
- Поедешь в Ишимский уезд. Последние два года там большие недоимки. Разузнай, воруют ли, или правда народ бедствует; опять же об иных путях по-полнения казны. Да, и еще осторожно разведай, не моют ли где золото?
- Золото? - удивился я. - В Ишимском уезде?
Губернатор удовлетворил мое любопытство, достав из потайного ящика бюро треть золотого слитка.
Десятью днями позднее, прибыв в Ишим, я рьяно взялся за порученное дело. Дело о воровстве местных чиновников изложено мной в соответствующем отчете. Скажу только, что в казну было возвращено пять тысяч рублей золотом. Однако сейчас речь не о том. Последнее задание губернатора привело меня в забытое Господом село Юдино.
Еще в пути я порядком наслышался нелестных слов о пункте назначения.
- А что Вы там забыли, Андрей Васильевич? В препоганое место едете на самое болото, хотя вокруг есть и посуше. А комарьё! Сожрёт оно Вас! И постоя-лого двора там нет. А Вам в само Юдино или куда дальше?
- Может и дальше.
- Вот это не советуем. Отсидитесь лучше в Юдино, и домой, в Тобольск. Солгите, что побывали там да ничего и не узнали, так-то лучше будет и голова уцелеет. Не хотим, чтобы Ваша драгоценная супруга, Андрей Васильевич, оста-лась вдовой.
- Что же такого страшного в тех местах? - полюбопытствовал я.
- Страшно и непонятно там! Страсти такие, что и не объяснить. Есть там хутор один, так к нему даже лихие людишки не шастают, боятся. А в хуторе говорят, рожь не сажают, скотины не пасут, а живут хорошо, зажиточно. Откудова только капиталец берут? Кстати и кыргизы хуторян боятся, вблизи юрты не ставят.
- А хуторяне православные или староверы? – поинтересовался я, неожи-данно догадавшись, что там и будет конечный пункт моего путешествия.
- Говорят, чернокнижники.
Было смешно слышать в наш просвещённый век о колдовстве и следую-щим вечером, сопровождаемый двумя казаками, через раздольную степь я доб-рался до Юдина, в коем ничего примечательного не заметил, зато не был обой-дён вниманием местных жителей. Наверно впервые за сто лет в их село прибыл столь значительный чиновник и обыватели семьями приходили, дабы взглянуть на важную персону. Но вскоре, прознав о моем желании отправиться к отдален-ному хутору, все попрятались в своих жилищах. Ни посулы, ни угрозы не помогали, и я пожалел, что отпустил в Ишим казаков.
Лишь Игнат - хозяин избы, в коей я остановился, поневоле согласился по-мочь, но ежечасно пугал меня местными сказками.
- Хватит нам русалок в деревнях, от них жизни нету. Мне еще срок поми-рать не пришел. До Дубровного провожу, а дальше сами, барин, пойдете, там верст пятнадцать останется.
Утром мы поехали по пыльной дороге. Было невыносимо жарко, а мошка-ра и оводы ни на мгновение не оставляли без внимания меня и моего провожато-го.
- Чего, барин, гнусь заела? – спросил Игнат. - Давай отдохнём у озера, ко-няга попьёт, и мы умоемся.
Мы свернули с дороги к степному озеру. Игнат взял под узду коней и под-вел к воде. Те радостно шагнули вперед и, фыркая, начали пить. Я тоже накло-нился и зачерпнул горсть: вода казалась необычайно вкусной.
- Озеро пресное, мало у нас таких озёр, всё больше солёные. Раздевайся, барин, макнись что ли, да не закупывайся! Русалки здесь лихие, утопят, а потом вмиг обглодают.
- Что сильно балуют?
- Вот приедем в Дубровное, там расскажут тебе всё. Когда первые люди туда приехали, озеро, что Косачёвым зовется, пресным было. Вокруг дубы сте-ной росли, а на каждом русалки сидели, с косами длинными, до земли. Стали люди дома строить, а русалки смотрят на них да смеются, а как деревья начали рубить, так заплакали, да и уползли в дождь в другие озёра. Уходя, в Косачёво горбунцов понапустили в отместку, а озеро посолонело.
- А горбунцы, кто такие?
- Эх, барин, ничего вы там, в столицах своих не знаете. Они в озере пла-вают и величиной с муху, горбатые и кусачие.
- Ну и сильно кусаются?
- А если будешь шевелиться, то не тронут, а ежели вода тёплая да тихая, а ты стоишь в воде, везде укусят. А срамные места больше кусать любят.
Так и въезжал я в село Дубровное, наслушавшись россказней про руса-лок, горбунцов, про дубы, которые будто росли в здешних краях, несмотря на суровый сибирский климат. Игнат торопливо простился и оправился назад в Юдино.
Село встретило меня лаем бесчисленных собак, более схожих с лисица-ми, чем с волками. Бревенчатые и саманные хибары с неизменными палисадни-ками, большими хозяйственными дворами и бескрайними огородами выстрои-лись вдоль двух кривых улиц. Пыль столбом стояла после каждой проезжавшей телеги и окутывала невысокие дома. Богаче всех выглядел поповский дом, сразу за которым находились деревянная церковь и погост.
В солнечную погоду деревенское кладбище было скорее радостным, чем печальным и смерть казалась всего лишь досадным недоразумением. Редкие могилы вольготно расположились среди буйных степных трав. Ярко цветущее разнотравье, редкие берёзки, стрекотавшие насекомые, бабочки, без страха садившиеся на руку, перепевы полевых птах, ящерки, греющиеся на могилах: да какая тут смерть? Тут жизнь! Вокруг кладбища под необычайно ярким лазурно-синим небом раскинулась безбрежная равнина. Ни холмика, ни возвышения - степь, покрытая берёзовыми и осиновыми колками и озёрами через каждую версту.
Я остановился в светлой и чистой поповской избе. Приветливые хозяева щедро угощали настойками и пирогами, но радушие селян сразу же закончилось, как только я спросил о хуторе.
- Не ходите туда, если к деткам вернуться хотите!
- Да почему же? Неужто они посмеют навредить важному чиновнику?
- Эти посмеют.
- Кто они – староверы, раскольники? - поинтересовался я.
- Нет, староверы другие. Они и у нас в Дубровном живут: крестятся иначе, да шибко брезгливые. У них кладбище есть за озером.
Возможность осмотреть кладбище староверов представилась любопыт-ной, и я отправился вдоль колеи, оставленной телегами местных жителей; через версту миновал озерцо; обошёл маленькую берёзовую рощицу и внезапно понял, что очутился на деревенской улице, скорее на бывшей деревенской улице. Сквозь заросли татарника, низкого ивняка проглядывали обвалившиеся саманные стены, а в одном месте высилась часть деревянного дома. На то, что здесь когда-то была деревня, указывали редкие кусты сирени, черёмухи и ещё каких-то растений, которые в глухом месте никогда бы не выросли без руки человека.
Внезапно почудилась опасность, будто чьи-то злые глаза уставились на меня из развалин. Ощущение это было настолько сильным, что мне захотелось проверить, а что же там таится. Я сделал шаг к кусту сирени, разросшемуся сре-ди развалин, но неожиданно неприятный холод разлился по телу и, перепугав-шись, быстро пошел прочь, не оборачиваясь, но, явственно слыша, как кто-то, скрываясь от солнечного света в кустах, преследовал меня по пятам.
Позорное бегство прервалось, когда я, споткнувшись о кочку, растянулся среди высокой травы. И о ужас, мое лицо уткнулось в старую могилу! Кладбище староверов, почти незаметное среди зарослей полыни и конопли, выглядело заброшенным и страшным. Отдаленный степной погост был ужасен, я снова побежал и, лишь добравшись до озерца, успокоился и наклонился к воде утолить жажду, но, услышав громкий всплеск, в страхе отшатнулся. По озеру расходились большие круги, будто очень крупная рыба нырнула в глубину.
Вернувшись в село, я поделился впечатлениями с хозяевами.
- Это ж русалка была. Счастье твоё, что уцелел, а глубже бы вошёл, точно уволокла. А брошенную деревню раньше называли Угловка. Люди там жили мирно до тех пор, пока на хуторе по соседству ляхи не поселились.
- Ляхи? - удивился я. - Откуда они здесь?
- А может и не ляхи, лет триста прошло уж. Только, старики сказывали, что раньше там местный народ жил, на кыргызов не похожий, но языком как наш. Может, казаки. А потом эти пришли, всех поубивали и дома их заняли. Еще говорят, что на хуторе не люди вовсе живут, а ведьмаки, но живых они не трогают - покойников едят. Когда в Дубровном кто-то кладбища стал разрывать и покойников из могил подымать, мужики собрались суд устроить, но как к хутору подъезжали, лошади все взбесились и разбежались по степи. К приставу обратились, так он ни за какие коврижки ехать туда не захотел. А в Дубровное после этого домовые и лешие захаживать повадились: то в стайку, где скотина живёт, заглянут, то в саму избу. В печь спрячутся, а как баба хлеб захочет испечь - заслонку отодвинет, а там он весь черный, в золе, выпрыгнет да отряхиваться начнёт.

Добавлено (26.04.2011, 22:42)
---------------------------------------------
В подтверждение слов привели малую девочку, которая будто с домовым повстречалась. Вот её рассказ:
"Раннее утро, уже светло, но солнце ещё не встало. В старом доме тихо, все спят, а мама ушла доить корову. Моя постель стоит у стены на заход солнца, а между стеной и спинкой кровати свободно. На стене толстый крюк, на который в холодную погоду вешают одежду. Открываю глаза и вижу: схватившись за крюк левою рукою, повис человек небольшого размера. Кожа у него смуглая, голова без волос, карие глаза буравчиками, лицо разлапистое, роста небольшого, а тела крепкого. Смотрит на меня по-доброму и внимательно, а я всё равно испугалась. Закрыла глаза и нырнула под одеяло. Немного погодя выглянула - нет никого. А хорошо запомнился: родителям ничего рассказывать не стала, побоялась - засмеют.
В следующее лето на базар в Юдино поехали с бабкой и дедом. Ходим, наряды смотрим. Я вижу, кто-то меж рядов шныряет. Пригляделась, а это он – домовой. Меня заприметил, пальцем пригрозил и показал, чтобы молчала. А я с перепугу всё равно закричала. Люди бросились ко мне, а в это время товар у купцов пропал. Кыргызы сказали, что шайтан меж рядов пробежал. А другие думали, что это ведьмаки шутили".
- Знаете ли, Вы, милейший Андрей Васильевич, - неторопливо продолжал священник, выпивая, не знаю какую по счёту, чашку чаю, - что в наших краях леса имеются гиблые? В этих лесах - мёртвые поляны, с деревьями, поломанными точно соломины.
- Не может быть! - изумился я. - Наверное, ураганы здесь сильные?
- Да не бывает здесь никаких ураганов, ветра сильные с севера, конечно, приходят. Как начнут дуть да при сильном морозе - белый свет милым не пока-жется. А чтобы ураганы, что как сказывают - к западу от Камня пошаливают, так их и старики не упомнят. Вихрь иногда задует, закружится, подымет в воздух всё лёгкое, всё, что плохо лежит. Может и сено растащить, но чтобы ураган…
- Может, на местах болотистых находятся эти деревья?
- Да какие там болота! Юдино, сказывают, на болоте стоит, а других сы-рых мест не знаю.
- Да никакое там не болото, - возразил я. - Вот у нас под Тобольском и посевернее точно болота непроходимые да непролазные, а здесь низинка между озёрами, вода чуть-чуть застаивается. А в сухую погоду вон какая пыль столбом стоит!
- Точно так, - согласился поп, - сухо в Юдине больше. У нас тут вода в лесу только весной бывает от обильного снега, а в остальное время хорошо вез-де. Вокруг всё зеленеет, костянка поспевает, клубника, обабки, грузди, и вдруг - лес мёртвый. Ни травинки, ни зеленинки, тишина тревожная. Иволга вездесущая, и та не залетает, ни воронья, ни сорочья. Бежать из такого леса хочется на простор поскорее. Пытался я с крестом и святой водой там пройтись, так не получается: рука тяжелеет и мысли путаются. Говорят, сам нечистый пошаливает. Пойдут, бывает бабы по грибы да по ягоды, а посреди поля, будто кто-то на гармошке заиграет, то окликнет, хотя нету живой души за версту, только зверье да птицы. А зверь человеческим голосом говорить разве может?
- Еще в наших краях живут карлики, сибирами зовутся, - продолжал свои байки священник. - Большей частью под землей они прячутся, а иногда и на бе-лый свет показываются.
- Являются ли они родственниками всякой нечисти, как домовые, лешие и так далее? - поинтересовался я, и поп, не задумываясь, отвечал:
- Нет, домовые с первыми поселенцами переехали на новые места, не-заметно в их телегах прятались. Лешие, те повсюду одинаковые, а старики ска-зывали, когда их деды сюда прибывали, так сразу и повстречали сибиров этих. Вроде как люди они и не люди вроде. На девок местных, которые по одной за ягодами ходили, порой нападали, а потом дети волосатые рождались
- А с детьми что стало? – полюбопытствовал я.
- Да никто не ведает, что с ними случилось. Верно, сибиры к себе за-брали. Так было, мамки пришли домой с поля, а зыбки, в которых детки лежали, пустые и следов никаких нету.
- Собаками искали?
- То ж дело пустое! Только времени трата. Шавки они чуть сибира почуют, так шерсть дыбом, да от страха только ветер свистит.
- А в жилище сибиров этих кому-нибудь случалось побывать или нет? – не унимался я.
- Да было дело, - отвечал поп, - Как-то двое ребятёшек пропали, ну и крик по деревне поднялся. Искали, искали, да без толку! Восемь дней прошло, отпели уж, а они объявились. Баловались, говорят, в поле, со стогов соломенных на землю скатывались, игрались по-всякому. Вдруг музыку необыкновенную услыхали, бесовскую, значит. Ну и пошли поглядеть, видят: под землю лаз. Они и сунулись туда, а там комната большая и светлая. Ни свечей, ни лампы, а с потолка - свечение. Ни лавок там, ни столов посреди комнаты, занавесок никаких. Всё блестит и огоньки разноцветные на стенах.
- И с детьми ничего не случилось?
- А дети пока глазели на это чудо, сибиры им в чашках напиток дали какой-то. Выпили дети, вкусно показалось. А как наверху очутились, и сами не знают, не ведают.
- А дети, место заметили?
- Да не помнят они ничего! Вроде здесь случилось, а вроде и не здесь. Память совсем отшибло.
- Значит, сибиры вред приносят?
- Да вроде не бывало от них особого вреда, только девок насильничали и детей своих потом воровали. Ну, а девкам это на руку, кто их с дитём во-лосатым замуж бы взял?
- А приходилось ли кому из мужиков сталкиваться с ними? – продолжал любопытствовать я. – Пытался ли кто сибиров из ваших краев прогнать?
- Да тут ребята как-то увидели этих волосатиков близко, хотели поколо-тить, а те посмотрели на парней, слова колдовские пробормотали, и те с места сдвинуться не смогли. Будто нечистая сила к земле пригвоздила. Очнулись парни – волосатиков нет, и ба, стоят в другом месте, верстах в трёх от Дуб-ровного.
- А сибиры так и без одежды ходят? - никак не мог успокоиться я.
- Летом так и ходят, - подтвердил священник. - Но срама и не видать во-все под волосьями. Вот еще на шее заместо креста ладанку носят, ни золотую и ни серебряную. Бог знает, из чего сделана! А как станет холоднее, одежду бле-стящую да в обтяжку одевают, а зимой и вовсе их не видать. Сам-то я этих сиби-ров не видел, Господь отвёл! Вот еще навь в наших краях водится.
- Кто такая навь? - удивился я новому слову.
- Навь – покойники, выходящие из могил.
- И сам встречал их?
- Нет, хоть и с погостом рядом живу, а вот люди видели. Это всё души не-упокоенные: кто рано, кто не по закону умер. Не только самоубийцы, но и убиён-ные, и утопленники, и сгоревшие, и в лесу замёрзшие. Порой идут на закате солнца люди из леса, кладбище всё равно проходить надо. Солнце справа, по-гост слева, глянут, а он из-под земли вылез, на солнце заходящее любуется. А потом вроде и не он, кустом обернётся. Люди-то знают - куста там отродясь никакого не было, а сходить и проверить боятся.
- А вот Вы, Андрей Васильевич, интересуетесь тем хутором. Из-за этих колдунов, что там живут, навь совсем расходилась по Дубровному, и особенно по ночам стала хозяйничать. Собаки от этого воют, и сам ночью на двор выйдешь - холод по телу, так жутко становится. А могилы точно кто-то разрывать начал.
Как я уже отметил в своих записках, бывал я на этом кладбище, днём, ко-нечно, но ничего необычного там не увидел, а почувствовал только умиротворе-ние. По моей просьбе священник свозил меня на телеге в одно из гиблых мест. Впечатление от посещения мёртвого леса осталось сильное: неожиданно откры-вается в лесу островок с погибшими от неизвестной причины деревьями, ни птичьих песен, ни жужжания комара, всё мертво и воздух кажется неживым. Хо-рошее место для всякой нежити, но я не верил в нее. Все эти страхи казались мне тогда любопытными, и я был готов записывать все новые и новые легенды о здешних чудесах и, в особенности о таинственном хуторе. О русалках я слышал ото всех, с кем встречался. Рассказывали также о том, что эти создания, оказавшись на берегу, передвигаются на ногах; в воде плавают словно рыбы, а в сырую погоду переходят из озера в озеро.
А вот еще история кузнеца местного.
"Я недавно здесь живу. Чудес местных не видел раньше. Раз баню я истопил, а как вышел из парной, подбежал маленький румяный мужичок и начал помогать: то водичкой польёт, то веником похлещет, а затем и медовухой угостил. Помылся я, медовухи попил, закусил груздями солёными, чайку с травами хлебнул. Думал я, что лицо незнакомое, да идти никуда не хотелось, а мужичок приговаривал: «А ты никуда и не ходи, в предбаннике тебе постелено».
Человечек вышел и я уже задрёмывал, когда почувствовал: что-то по лицу скользнуло, щекотно стало. Открыл глаза, а рядом девица: волосы распущенные, глаза большие, тело длинное и гибкое. Обняла меня она, и я голову потерял.
Очнулся: день давно на дворе, петухи не первую песню пропели. Голова с похмелья болела, а от меня несло рыбой. Кое-как обмывшись, я в деревню вер-нулся. Услышав мой рассказ, соседи встревожились:
- Никак банник к тебе приходил, зельем опоил, да и русалку подложил, поэтому рыбой-то и воняешь. Хорошо, что в живых оставила!
Не понял я, где правда, где почудилось? Выпил вчера крепко, но рыбному духу неоткуда взяться, вот загадка".
Признаюсь, я не очень-то верил в такие чудеса. Тем более что поселяне не имели сильного страха к жителям хутора, вот только провожать меня наотрез отказывались.
- Не любят они чужаков, да и нам спокойнее.
Пришлось одному отправляться.
Что такое степная дорога? Да это никакая не дорога - глубокая колея с по-трескавшейся землёй, пыль, пот, слепящее солнце – нет романтизма. Не зная пути, я ехал по наитию. Солнце катилось за полдень, и я пришпорил коня, чтобы засветло успеть в место назначения. Наконец за холмом показалась деревня.
В четверть седьмого вечера я был на хуторе. Нелюдимые его обыватели сразу разбежались и попрятались по избам. Я остановился посреди улицы, громко позвал старосту и пока тот не пришел, разглядывал местные достопримечательности.
-Ну что стоишь, знаю, ко мне приехал, - раздался мужской голос.
Я обернулся и увидел высокого человека с длинным острым носом и ма-ленькими усиками, совершенно не подходившими к его хищной физиономии.
"Без бороды, знать и вправду не старовер", - подумал я и представился:
- Чиновник по особым поручениям канцелярии губернатора.
- Я староста здешний Григорий. Пошли, хату покажу.
Оставив коня у калитки, я направился вслед за старостой. Мы зашли в чистую светлую горницу. Бросилось в глаза, что в красном углу не было икон, но над лавкой висел католический крест.
- Не удивляйся, нам больше не надо, - заметил мой взгляд Григорий. - Всё остальное от дьявола. Огонь, вода, земля и отец небесный, олицетворяющий воздух, вот это и есть четыре конца креста. Шестиконечье ваше от сатаны пошло, от веры жидовской.
Я мысленно просил Господа простить меня за то, что вынужден слушать подобные речи.
- Живи, сколько хочешь, платить не надо. Мы богаты не деньгами и ни в чём нужды не испытываем. Можешь ходить, где хочешь, только сам разговоры ни с кем не затевай и ни во что встревай.
Поужинав, я вышел на улицу, где, несмотря на тёплый вечер никого не было. Не светилось ни одно окно, было пустынно, тихо и одиноко. Опять прошелестел ветер, и что-то тёмное двинулось навстречу: это был мой конь. Он дружелюбно фыркнул, и я погладил его по морде. Спокойное поведение животного показывало, что жители хутора не были ни вурдалаками, ни ведьмаками, иначе конь испугался бы. Они были католиками; в то время я уже не сомневался в этом.
Откуда-то из-за деревни послышалась песня, я пригляделся и, заметив мерцающие огоньки, побрёл на них по дороге, слегка освещённой светом ущерб-ной луны. Голоса усиливались, и мне показалось, что пел хор. Недовольный негостеприимным приемом, я решил втайне проследить обычаи поселян, а потому спрятался за ближайшими к действу кустами. Были виден тлеющий костер и неясные очертания собравшихся возле него людей. Высокий худощавый мужчина бросил что-то в угли, и огонь взметнулся вверх. Пламя осветило его лицо, и я узнал старосту, бормотавшего молитву на незнакомом языке.
«Чешский, польский?» - раздумывал я.
Откуда-то из темноты привели связанного человека, громко стонавшего и просившего пощады.
- Гордись, ты избранный! - закричали люди. - Святым крестом осеняем, да воссоединятся огонь, вода и земля; да благословит тебя Отец небесный!
Человека дважды ударили ножом в сердце, хлынула кровь, под которую поставили глиняный горшок. Я больше не мог смотреть на это отвратное зрели-ще и побежал что есть сил в деревню. Конь стоял на месте, и я бросился в дом, чтобы забрать важные вещи. Неожиданно что-то стукнуло снаружи в стену, за-тем еще раз и еще. Осторожно отогнув занавеску, я увидел на улице покойников с пустыми глазницами, яростно царапавших костлявыми лапами дом. С каждым мгновением всё новые мертвецы прибывали и окружали избу. В хуторе действи-тельно не обошлось без руки нечистого. Но я за службу и не такое переживал, а потому осенил троекратно нательным крестом окно и входную дверь. До самого рассвета покойники ломились в дом и ужасно выли, а когда наступило утро, ис-чезли. Я вышел наружу и осмотрел деревню. Нигде не было видать ни единого поселянина. Все они попрятались на кладбище. Запрыгнув на коня, я быстро помчался прочь от страшного места. Ужасная ночь все-таки подействовала на мой рассудок, я потерял сознание и, очнувшись через некоторое время, обнару-жил, что верный конь сам идёт по дороге в Дубровное.
- Да ты жив, батюшка! Пропал бы, не сносить нам головы! - приветство-вал меня поп.
Больше никаких приключений я не изведал. Все вокруг молчали, не было рассказов ни о русалках, ни о вурдалаках, а неделей позже, поправив здоровье, я выехал в Тобольск».

Забавно, - подумал я, наконец дочитав книгу до конца. - И увлекательно! Ясно теперь почему у священника крыша поехала. Начитался ужастиков: тоже степь, тоже отдаленный хутор.
Я повернулся к стене и моментально уснул.