Этот город был старым. Этот город был древним. Этот город повидал на своем веку бесчисленные беды, слезы, горести и страдания, но еще больше было радости, веселья и смеха. Его разрушали, сжигали, грабили, но каждый раз со временем отстраивали. Еще крепче, еще краше, еще богаче, чем прежде. В город приезжали отдохнуть, насладиться чудесными видами степей и гор, вдохнуть морской воздух, окунуться в соленую воду и, конечно, же дать волю чувствам и деньгам.
А в ресторанах злых и сонных Шикарный вечер догорал, В глазах давно опустошённых Сверкал недопитый бокал.
Каблучки туфелек громко цокали по мостовой. В столь ранний час никакие другие звуки не тревожили сонные дома и дремотные переулки. Обладательница громких каблуков, Аэда Павловна Шилицкая, шла уверенно и быстро. Она всегда ходила очень быстро по городу и всегда пешком. Поднималась Аэда по примечательной Приморской улице. По единственной улице в городе, которая не выходила к морю, хоть и носила звучное название. Отходила она лучом от Площади Искусств, а заканчивалась тупиком. Домом под номером 42, хотя с боков его прижимали двадцать пятый и двадцать шестой. На выкрашенных в розоватый беж дверях покачивалась табличка: «Здесь рожаются Музы». От каждого стука табличка вздрагивала, словно живая. А стучала Аэда со всей силой. С намереньем разбудить не только обитателей этого дома, но и соседних в придачу. На пороге показался невозмутимый дворецкий. Молодой, статный, с лучезарной улыбкой. - Аполлинарий Михайлович ожидает вас, госпожа Шилицкая. Дворецкий проводил до дверей кабинета Аполлинария Михайловича и спросил: - Что подать госпоже? Кофий, чай или может быть, лимонад? - Кофе с перцем, - Аэда Павловна изволила ответить, а в мыслях уже представила, как выплескивает чашечку горячего жгучего кофе в ненавистное лицо господина Мусейовского. - Сию минуту, а вы пока проходите, Аполлинарий Михайлович вас ждет, - дворецкий приоткрыл двери. Аэда промолчала. На мгновение замешкалась у высоких, резных, с позолотой створок, вскинула голову, расправила плечи, выпрямилась. Гордая, сильная, успешная и требовательная. - Адди, догорая, я уже заждался, - растекся в улыбке Аполлинарий. Он поднялся из-за письменного стола, обошел его, встречая гостью. Он отвесил галантный старомодный поклон и чуть вытянул вперед руку, ожидая, что дама протянет ему ручку для поцелуя. Но Аэда проигнорировала приветствие Мусейовского. Прошла мимо, не глядя, села в кресло у окна, поставив на маленький столик сумочку. - Аэда Павловна, - произнесла госпожа Шилицкая. Она не поправляла Аполлинария, лишь напомнила. - Я ждал тебя еще вчера, Адочка, - хозяин дома продолжал говорить, будто и не заметил недовольства. - А ты решила повременить. Утро вечера мудренее, не правда ли? Он стоял к ней вполоборота. Такой же высокий и широкоплечий, как и тринадцать лет назад. Такой же молодой и златокудрый. Точеный профиль – хоть на монетах чекань. Взгляд тот же – острый, туманящий, с дурманом. Заставит броситься с обрыва и утонуть в этом ясной синеве глаз. А бархатистый голос околдует, очарует, чтобы было не так больно падать. И чтобы не пробуждались сомнения, пока падаешь. А когда упадешь, ему будет все равно. Ты ведь упала. Аэда Павловна сжала кулаки. Ногти впились в ладони не смотря на гипюр перчаток, боль на время отогнала наваждение. Не сейчас. Она должна быть сильной. Как никогда. - Аэда Павловна, господин Мусейовский. Адочка потерялась в приват-ложе. Адди сломалась на подмостках. Женщина говорила холодно и спокойно. За тринадцать лет она научилась играть. Не на сцене, так в жизни. Ответ Аполлинария она не услышала – в кабинет без стука вошел дворец, невозмутимо пересек комнату и поставил на столик перед Аэдой поднос с кофейником, чашечками, конфетницей. И после того, как он разлил кофе по чашкам, поклонился и прикрыл за собой тяжелые створки дверей, говорить Мусейовский передумал. Момент был упущен. Аэда могла вздохнуть с облегчением. Больше он не будет называть ее именами из прошлой жизни. Аполлинарий подошел к столику – бесшумно, с мягкой грацией в движениях. Опустился в кресло, откинулся на спинку. Он ждал, какой ход сделает Аэда. Что она ему еще скажет. Что-то о прошлом или о будущем? Но Шилицкая заговорила о настоящем. - Я хочу поговорить с Мелетой. - Вряд ли она захочет говорить с тобой. Она не вернется в «Балаганчик», Аэда. - Сделай так, чтобы она захотела. Или все будут знать, как ты заманиваешь к себе глупеньких девушек, обещаешь им свет рампы и овации зрителей, а затем бросаешь на произвол судьбы. Аполлинарий усмехнулся и поднес чашечку к губам. Он пил кофе осторожными маленькими глотками, чтобы не обжечься. Но огонь во взгляде Аэды оставлял ожоги посильнее. - Мелета – не глупенькая девушка. Она состоявшаяся артистка и может выбирать, с кем будет выступать, - ответил Мусейовский, подбирая правильные слова, играя интонацией. - Выступать? Я не вижу сцены в твоем салоне! - А «Балаганчика» - не театр оперы и балета. Такое же кабаре, как и десятки других вдоль набережной. С одной лишь разницей – вход через вестибюль театра оперетты. Аэда вспыхнула, на щеках появился румянец. Она резко поставила чашку и схватила сумочку, задев полупустой кофейник. Она вскочила с кресла, а кофейник упал, разбрызгивая и разливая кофе. На светлый костюм Аполлинария Михайловича. - Ты злишься на себя или Мелету? А может на всех вместе? – спросил вдогонку Мусейовский, пытаясь салфеткой затереть коричневые пятна. - Я злюсь на тебя! Это меня ты бросил в Париже. Ради другой. Как ее звали? Наталия? - Нэта. Я увез ее домой. Теперь она преподает танцы. Ее школа как раз напротив театра оперетты, - принялся объяснять Аполлинарий. Ненастойчиво, не вдаваясь в подробности. Аэда имеет право знать, что случилось тогда, хотя бы через тринадцать лет. - Париж был не для нее, а для тебя. Ты должна была блистать на подмостках, пить шампанское после премьер и кутаться в меха и мужские взгляды. - Я никому ничего не должна, Поль. Тем более, тебе. Аэда спустилась в холл, где уже слышались звонкие голоса, смех, шепоток, реплики из пьес и мурлыканье дворовых песенок. Барышни собрались. Кто в простых домашних платьях, кто в халатах и пеньюарах поверх ночных сорочек. Простоволосые и в папильотках, свежие и бодрые. Хороши собой, молодые и дерзкие. Для них жизнь только начиналась. Впрочем, их жизнь начиналась каждым утром. Аэда учтиво поздоровалась с девушками, но презрение из ее взгляда не исчезла. Но она и не собиралась с ним любезничать. Она уже уходила, когда заметила Мелету. Та спускалась по широкой лестнице, устеленной красочными коврами. Легкая, изящная и грациозная. Она замерла, ухватившись за перила, застыла как одна из мраморных скульптур. Нимфа. Исчезли пепел теней вокруг глаз, кармин губной помады и бледность от пудры. От нее пахло не сигаретами, а весенними цветами. Она расправила плечи и вздернула подборок – сама, без напоминания и укоров. Она разорвала свои оковы. Мелета стала Музой. Она вдохновляет и вдохновляется, влюбляет в себя и влюбляется сама, пробуждает и побуждает, бросается в объятья и испепеляет взглядом, кружит голову и кружится в мечтах. Музы – они нужны каждому мужчине. Чтобы раздуть жар души, чтобы открыть в себе творца, чтобы стать героем. В музеум приходят за этим, а в «Балаганчик», чтобы отдохнуть, развеяться и посмотреть на голые ноги. Заведенье Аэды лишь развлекает и отвлекает. Не более. Мелета молчала, Аэда приветливо кивнула и отвернулась. Взгляд девушки был тяжелым и пламенным. Когда-то и у Аэды также горели глаза. Когда-то. Лишь на улице, когда за спиной остался дом под номером 42, женщина смогла свободно вздохнуть. Каблучки, сбившись несколько раз, настроились на нужный лад. Но защемленное сердце билось невпопад. Из подворотней, из щелей, из-под карнизов и водосточных труб вырвались безвкусно раскрашенные тени воспоминаний. Окружили Аэду в дивном и нестройном хороводе. Она была такой же. Была Музой. Для ни капли не изменившегося Поля Мусейовского. Тогда Аэду Павловну ласково называли Адди. А она не носила узкие юбки и тесные платья с корсетами. Тогда она еще танцевала. В пестрых юбках с кастаньетами в руках и в легком, полупрозрачном хитоне, подражая греческим танцовщицам с фресок и мозаик. На руинах амфитеатра. Того, что раскапывали всем Институтом, если не городом. Подобрав длинные юбки, закатав рукава ставших серыми от пыли блуз. То были прекрасные годы. Такие далекие и призрачные. От них остались только тени, которые Аэда отбросила, оставила на Приморской улице, выйдя на Площадь Искусств. Во все времена эту Площадь называли как угодно, но только не Искусств. Она была Царской, Думной, Военной и Морской. Теперь вот табличка гласила о том, что она Революционная. Но для жителей города существовала только Площадь Искусств или Театральная. Театры. Драмы и комедии, оперы и балета, водевили и пришедшие им на смену оперетты, а вскоре и кабаре. В «Балаганчик» Шилицкая всегда заходила с бокового входа. Через вестибюль театра оперетты быстрее, но там прячутся тени – в трещинах мраморных фигур, в паутине, обвившей позолоченную лепнину, в горелой пыли на электрических светильниках, в складках изъеденных молью костюмах и в щелях сцены. Многие театры Аэда Павловна повидала изнутри. С той стороны, куда не пускают зрителей, и с той, в которую не смотрят артисты. Сейчас в ее труппе было немного актеров, танцоров и музыкантов, но каждый был с особым талантом и с нежностью взращенным. Аэда Павловна любила каждого. И отпускать кого-то было жалко до безысходности, а терять еще и больно как от предательства. Но Мелета выросла. Эстрада «Балаганчика» для нее мала. Пришел черед блистать на другой сцене и в другой роле. В кабаре ее уже ждали. Изабелла и Катерина сидели на сцене, болтая стройными ногами в полосатых чулках, и лузгали семечки. Жерар и Магдалина разучивали новый танец, Соня шепталась со скрипачом Володей, а Михаил играл в карты с остальными музыкантами, даже пианистка Лидочка наблюдала за их игрой. Но напряжение тонкими нитями расползалось по залу, опутывало столы с красными скатертями и перевернутые стулья, сковывало движения и мысли. Заметив хозяйку, все побросали дела, казавшиеся такими важными еще мгновение назад. Во взглядах читался лишь один вопрос. - Забыли о Мелете, - резко ответила Аэда Павловна. - Она не вернется. - Но как же мы без нее? – робко спросила Соня, отворачиваясь от Володи и тихонько походя к Изабелле и Катерине. - Будем искать замену? – уточнила Магдалина. - Может, обратиться к Нэте? – предложила Изабелла. - Мы не справимся без нее - нас мало, - с испугом прошептала Катерина. - Нас всегда было мало, - напомнила Аэда, проходя к сцене. Заметив ее приближение, Катерина принялась сгребать шелуху от семечек в ладонь. - А кто тогда будет петь вместо Мелеты? – попыталась выяснить Лидочка. - Я буду. Танцевать, как девочки, я уже не смогу. Но петь – не танцевать. Конечно, не спою как Мелета, но и у нас не оперетта. Позже поищем замену. А теперь за работу, господа и дамы. На сегодняшний вечер все билеты проданы!
Но лживых песен танец весел, Уж не подняться с пышных кресел, Пролив слезу.
- Господа и дамы, я рада приветствовать вас в нашем «Балаганчики»! Здесь, за кулисами театра, после отыгранной оперетты, почему бы не отвлечься? Выпить бокал игристого вина, взглянуть на страстные танцы всегда прекрасных девушек и не сплясать вместе с нами фривольный фокстрот или модный ныне чарльстон? Но это будет потом. А сейчас я вас отвлеку. Я расскажу о нашем городе. О месте на карте, которое вы также сильно любите, как и я, - Аэда Павловна прошлась по сцене, по ее краю, окинув взглядом собравшуюся публику. В зале было темно, лишь на сцене горела одна свеча. Господа и товарищи, бандиты и торгаши, музыканты и поэты, богачи и бедняки. Они здесь. Они пришли в «Балаганчик», едва отзвучали последние аккорды оперетты. А кто-то и театральный зал миновал. Аэда заметно волновалась. Как-никак новая программа. Не такая, к которой привык неискушенный зритель в кабаре. Она давно хотела создать что-то подобное. Хотела и не решалась. Но и пять лет в Европе она не решалась. Выйти на сцену или вернуться домой. И только сейчас Аэда начинала жить. Начинала жить каждым днем. - Этот город древний, этот город видел на своем веку немало. Взлеты и падения, творения и разрушения, смех и слезы, свадьбы и похороны. Но еще этот город видел праздники и танцы. Мы едем в Европу, чтобы взглянуть на дворцы и замки, церкви и храмы, площади и мосты, но забываем, что наш город славится стариной, дворцами, храмами и площадями. Мы приходим в театр, чтобы послушать музыку, чтобы посмотреть на танцы, чтобы прожить придуманную жизнь вместе с актерами. Но ведь каждый из нас умеет петь и танцевать. Умеет играть на публику. Так давайте на миг забудем, что мы зрители и будем танцевать. Подпевать и отбивать ритм, играть чужую роль. У каждого на столе лежат маски. Наденьте их, забудьте на вечер, кто вы, и отпразднуйте эту свободу вместе с нами! Шуршали тканевые маски, шелестели атласные ленты завязок. И одна за другой загорались свечи. Становилось светлее и красочней. Сменялись танцы, сменялись танцовщицы и наряды, сменялись времена и эпохи. Так танцевали на улицах города. Во времена Скифии и Сарматии, Греции и Рима, Византии и Турции, Польши и Российской Империи. Просто и задорно, страстно и жгуче, играючи и веря. Музыканты играли, импровизируя, подхватывали налету, подстраивались под голос Аэды. Танцоры спускались со сцены между номерами, двигались непринужденно между столами, вовлекали в танцы зрителей. Лишь Аэда не сходила с эстрады. Не так уж много она говорила со зрителями и еще меньше пела, но здесь она чувствовала в безопасности. Тут ей не придется танцевать. Тут свет разгонит теней. Прикосновения сильных и нежных рук обожгло сквозь платье и накидку. От неожиданности Аэда Павловна вздрогнула, судорожно вдохнула тяжелый воздух от терпких духов и сигаретного дыма. Обернувшись, она увидела высокого светловолосого мужчину в простой белой маске. Она так и застыла вполоборота, прижав руки к груди, с испугом в глазах. Но мужчина властно развернул ее к себе, бережно взял за руки. Аэда подчинялась ему, как безвольная кукла, как игрушка. Он положил ее послушные руки к себе на плечи, одной рукой обнял ее за талию, а второй подал знак музыкантам. И те заиграли, помня о договоренности. «Уволю! – подумала Аэда. – Завтра же всех выгоню»! Но дальше ей было не до музыкантов. Мужчина сделал первый шаг, и Аэде пришлось отступить. Выгнуть спину, расправить плечи, распрямить внутренний стержень. Музыканты играли танго. Когда-то она любила танцевать танго. Когда-то. Шаг. Назад. Вперед. Шаг. Поворот. Прогиб. Вперед. Назад. Взгляд глаза в глаза. Стук сердца в такт. Задержать дыханье, как под водой. Аэда помнила эти сильные руки, эти твердые и плавные движения, сосредоточенное лицо и пламенный взгляд. Поль был прекрасным танцором. И он тоже любил танго. Сначала они полюбили танец, а затем друг друга. - Почему ты перестала танцевать, Адди? – прошептал он, почти не разнимая губ. - Мне попадались плохие партнеры, - ответила Аэда, шагнув резко и оказавшись непозволительно близко. Аполлинарий не собирался отступать, и она тоже. Изогнувшись, они продолжали. Рука к руке, нога к ноге – одно дыханье на двоих. - Ты испугалась? Тогда, в Париже? - Я сломалась тогда, в Париже, - честно ответила она и завела ногу за его бедро. – Почему я перестала быть твоей Музой, Поль? Аэда прогнулась, коснувшись перьями подмостков. Его руки держали крепко. Она доверяла ему. Снова. Шаг за шагом. Отставив ноги, прогнувшись, опустившись на колено. - Потому что ты стала богиней, Аэда. А человек не может любить богиню. Ей можно только поклоняться. Он поднимал ее. Шаг назад. Шаг вперед. И опускался низко сам. А она сильнее сжимала его руки, и отстранялась. Собиралась с духом. С силами. Для последнего рывка. Он почувствовал и поддержал. Прыжок, прогиб, освободившиеся руки. Он кружил ее. А она впервые за столько лет ощущала себя счастливой. Свободной. Больше не будет танго, не будет Парижа, не будет светловолосого бога. Будут обычные люди. Аполлинарий Михайлович Мусейовский и Аэда Павновна Шилицкая. Когда закончилась музыка, они стояли, изогнувшись, прижавшись друг к другу, но отдалившись навсегда. Аэда не верила себе. Она танцевала. На сцене. На глазах у всех. И это были не прохожие, а зрители. Они внимательно следили за странной парой. Следили, затаив дыхание, замерев, сняв маски. Аполлинарий последовал их примеру и отбросил свою маску. Швырнул ее за кулисы. - Никогда не падай, Адди. Танцуй, чтобы взлететь! Он поклонился и спустился со сцены. Аэда продолжала стоять. Голова шла кругом от танца, яркого света и громких аплодисментов. В толпе мелькнули яркие, кричащие платья муз. Они уходили вслед за Мусейовским. Лишь Мелета обернулась на пороге и улыбнулась Аэде. А затем отвернулась. В дымном воздухе среди лоснившихся лиц повисла напряженная тишина. Музыканты не решались играть. Аэда боялась говорить. На сцену выходили тени. Тени будущего. Каждый чувствовал их незримое присутствие и каждый пытался заглушить щемящую тоску игристым вином и фривольными плясками. Но тени никуда не исчезали. Они прятались. До своего часа. Когда-то он придет.
В тихом чуть продрогшем Брюсселе Оживали картины юга, Каблучки аргентинских женщин, Перестукивающие друг друга.
- Вам нельзя сегодня открываться, нельзя рисковать, выходя на сцену! – доказывала Мелета. Показывала какие-то бумаги, указывала на заметки в газете. Аэда слушала вполуха. Размешивала ложечкой сахар в чашке с кофе. И смотрела на кофейные волны и водовороты, а не на то, что показывала Мелета. - Что за напасть? – лениво спросила Шилицкая. - Мир рухнет сегодня вечером? - Мир уже рухнул, Аэда! Только за ярким светом, шелестом юбок и фальшивым пением никто из нас не заметил. Наш город слишком далеко от Столицы. И всегда был далеко. Он жил своей жизнью. Захватчики, освободители, интервенты и новая власть проходили по нашим улицам, незаметно, не задерживаясь. И город жил по-старому, а теперь они вернулись! Наводить порядки, настраивать все на свой лад. И добрались до искусства и нравственности - закрывают кабаре и публичные дома. - «Балаганчик» давно не кабаре, Мелета! – напомнила Аэда. - Это театр миниатюр, малая сена театра оперетты. - Ты не мне это объясняй, а властям. Раз голые ноги – значит, кабаре! – продолжала настаивать девушка. Ее кофий уже остыл. Нетронутый шоколад растаял на солнце, а она продолжала говорить. Что-то рассказывать, доказывать, освещать. Мелета действительно переживала за судьбу «Балаганчика»? Она, звезда, музеума? Когда Мелета отправила записку с просьбой о встрече, Аэда решила, что это шутка. Затем, что издевка. Но на встречу все-таки пришла. Из любопытства. - Тем властям, которые каждый вечер встречают в «Балаганчике», а затем уходят в заведенье на улицах пониже? Или к вам, в музеум? – едко усмехнулась Аэда Павловна. - Тем, кто ходят нога в ногу в солдатских сапогах, носят галифе и кожаные куртки, - Мелета не расслышала ни едкости слов, ни надменности в голосе. - Они придут к тебе с наганами и дурными манерами. - Большинство приходит в «Балаганчик» с наганами. А дурными манерами меня не удивишь. Сейчас только ними и кичатся! Не знаю, что хуже: наганы или дурные манеры? - Ты не боишься, Аэда? Они ведь пальнут, не задумываясь! - Я им так пальну, что забудут, как маму родную звать! – пригрозила женщина, поднося чашку к губам. За два глотка она выпила кофе. Холодный, безвкусный. - Я никого не боюсь, Мелета, - ответила она. Серьезно, без шуток. Поднимаясь из-за столика в кафешантан (1). Одной рукой опираясь о столик, вторую упирая в бок. - Тем более не боюсь смерти. Я умирала не раз и не два. На сцене, на мостовой, на барханных диванах. Ты носишь маску (2), но ничего не знаешь о трагедии. Аэда Павловна намеривалась уйти, но Мелета остановила ее, догнала возле эстрады. Пустой и одинокой. Но вскоре, уже вечером, на этих подмостках будет петь шансонетка. Ее песни будут слушать и вздыхать женщины с короткими волосами и воспаленными от кокаина глазами. А потом их уведут мужчины в дорогих костюмах с наганами за поясом. Но пока только утро. До вечера далеко. Вечером на эстраду может не подняться певица, не придут барышни и их кавалеры. А на дверях будет висеть табличка: «Закрыто». - Ты думаешь легко быть Музой Поля? Легко быть следующей? После тебя, Аэда, после Нэты, после других? Он любит каждую. А я люблю его. Легко любить бога? Аэда не ответила. Она смотрела в мутные от слез глаза девушки и видела тени. Тени других. Тени женщин, которые были раньше. Были Музами. Она не знала, легко ли любить бога. Она любила Поля Мусейовского.
Музыканты играли танго, В синь небес запрокинув лица. Что-то в этой музыке было, Что заставило остановиться.
Здесь жили тени. Тени прошлого, возможного будущего и другого настоящего. Тени, кричали, плакали, насмехались и ныли. Временами они рассказывали что-то внятное. Но это временами. Иногда Аэде казалось, что она там, среди них. Шепчет и плачет, беснуется и отрешенно наблюдает за прохожими. Она слышала свое имя среди окликов и шорохов, находила себя среди обломков камней и огрызков черепков. Но в то же время, ей было спокойно в этом странном месте. В уголочке своего прошлого среди пластов чужого. Она помнила, как расчищала лестницы амфитеатра, как смахивала пыль с мозаики, как стирала грязь с иссеченного резцами поздних мастеров каменного лица статуи. Многоликой и многорукой. Если приглядеться, то под шрамами и чужими личинами, можно различить женский образ. С грустными и мудрыми глазами. Когда ей было трудно, когда был нужен совет, она приходила сюда. К изваянию Матери и брала ее за руку. Накрывала своей ладонью ее каменные руки, скрещенные на груди. И временами ей казалось, что Мать отвечает. Помогает. Направляет. Но чаще насмехались тени. Аполлинарий подошел незаметно, подкрался, ворвался в чужие владения. Аэда обернулась, смерила его гневным взглядом и отошла от статуи. Подошла к краю каменной сцены. На ней впервые танцевала институтка Шилицкая. - Зачем ты сюда пришел, Поль? – раздраженно спросила Аэда Павловна. Она шла по краю сцены, Аполлинарий же замер у резного камня. - Попрощаться, - с тоской в голосе произнес Мусейовский. Вид у него был хмурый. На переносице залегла беспокойная складка. – Завтра с утра уезжаю. В Харьков. И забираю девочек. - Счастливого пути, Поль. А девочкам процветания, - беззлобно, почти участливо пожелала Аэда. Она не останавливалась. Шла дальше по краю. Чтобы не потерять ее из виду, Аполлинарию приходилось время от времени делать шаг в бок, обходить нагретый на солнце камень. - Почему ты не осталась в Париже, Аэда? Почему перестала танцевать? Что тебя останавливает, что сдерживает? Почему ты не можешь разорвать цепи, которыми сама себя сковала и снова стать свободной, как ветер? Плясать как пламя! Он умолял. Просил. Пытался докричаться. Когда-то и она умоляла. Просила. Пыталась докричаться. Она умеет танцевать. Она сможет научиться всем трюкам. Сыграть любую роль. Так она думала. Сначала. Но каблуки ломались, движения выходили сбивчивыми и не в музыку, на трюки не хватало духа, а роли забывались. Она не смогла. Что-то в ней оборвалось в тот миг, когда звук удаляющихся шагов Поля слился со стуком каблуков в жгучем фламенко. Она больше не смогла танцевать на сцене. Но рискнула танцевать на улицах и площадях, объехать целые страны под пестрыми шатрами цирка, зайти за кулисы театров. А позже она научилась петь. Не сразу, но стала довольно успешной шансонеткой. Аэда молчала. Смотрела в глаза старой статуе и молчала. Она пришла сюда, чтобы говорить с ней. Со старым божеством, а не с молодым белокурым богом. - Аэда… Адди, ты погибнешь здесь! В этом проклятом одурманенном городе! Ты достойна лучшего! Он не выдержал, сорвался с места, подбежал к ней. Остановил, обнял, не дал сделать новый шаг. Он принялся ее целовать. Также пылко, также нежно, как тринадцать лет назад. Тогда она была молода. Была красива и дерзка. Ей казалось, что весь мир скоро упадет к ее ногам. Но это она упала. Оступилась. Левая нога провалилась в пустоту. Камень ушел из-под нее под напором Поля. Она пыталась отставить ногу назад, нащупать твердь. Но не получилось. Поль держал ее. Держал крепко. Аэда знала, что он не даст ей больше упасть. Он будет всегда ее держать. И она доверяла ему, как партнеру. Как богу. Но тени сгрудились вокруг них, обступили, нависли и нашептывали. Твердили про Париж. Холодный осенний Париж. - Поехали со мной, Адди. Давай уедем отсюда. Убежим! Хоть сейчас! – он продолжал умолять. Но Аэда не смотрела ему в глаза. Смотрела поверх его плеча в каменные глаза. В тот миг они были теплее горячих рук Поля. - А как же твои музы, Поль? Что будет с музеумом? Ты их бросишь, как меня ради Нэты? Аэда думала, что он сейчас ее отпустит. Отстраниться, отведет взгляд, но он не отпускал. - Я никого не брошу. Что-нибудь придумаю, - он говорил поспешно, задыхаясь. Капельки пота выступили на лбу. И на миг он затих. Аэда чувствовала, как он набрал побольше воздуха и произнес. – Я люблю тебя, Адди! Всегда любил! - Богов нельзя любить, Поль. Им можно только поклоняться, - покачала головой Аэда и вырвалась из его объятий. Шагнула в пустоту. Было больно и легко. Он бы все равно не удержал. И не удержался бы. Лучше падать одной, чем с кем-то.
Мы вечера плетём, как банты, Где сладострастно дремлют франты, В ночную синюю косу.
Они пришли тем же вечером. Размахивая наганами и выкрикивая грубости. В кожаных куртках с нахлобученными кепи чуть ли не на глаза. Показывали всем и каждому бумагу, о том, что кабаре запрещены. - Господа… - начала говорить Аэда, взяв в руки бумагу. - Товарищи, - поправил ее один из представителей новой власти. Он был серьезен, со всклоченной рыжей в свете рампы шевелюрой, в кожаном плаще и начищенных сапогах. - Товарищи господа, - растерялась Аэда. – Аэда Павловна Шилицкая. Владелица театра миниатюр при театре оперетты. Она протянула руку мужчине, но тот в первое мгновение схватился за пистолет. Моргнув и судорожно сглотнув, он опустил полу плаща. - Иван Соболев, представитель Комитета. Иван пожал руку Аэды, не рассчитав силы. Но женщина даже не показала виду, что больно было аж до слез. - Иван Соболев, какие законы мы нарушили, собравшись здесь? Собрания горожан никто не запрещал. - Не запрещал. Запретили публичные заведения. Кабаре в их числе. - Театр миниатюр, товарищ Соболев, - поправила Аэда. - Товарищ… - Аэда Павловна, Иван, я вам не товарищ. Недавно открылись клубы рабочей молодежи, чем мы хуже? Поем, танцуем, показываем миниатюры? - Аэда Павловна… Ваше кабаре… театр миниатюр – не клуб. И я не вижу здесь рабочей молодежи. - Сонечка, - Соня вышла вперед чеканным шагом, протягивая руку товарищу Соболеву. – Кондуктор на трамвайном маршруте. А Володя – водитель, Лидия - учительница, Игнат – в порту грузчик, а Мишка на заводе работает. Изабелла толкнула зазевавшегося Михаила в спину, чтобы тот сделал шаг вперед. Соня продолжала еще кого-то причислять к рабочим профессиям. Кто-то из посетителей робко отозвался. Кто-то откровенно лгал, кто-то придумывал на ходу, подстраиваясь, используя ловкий ход Сони. - Вот видите. У нас тоже много рабочих. И молодежи. Давайте и вы к нам. Выпьете холодно пива, вечер душный же. Отдохнете, потанцуете с нами. А может, глянете, как танцуют девочки?! Мы недавно поставили танец под Марсельезу. Не хотите посмотреть? Ну право же! Пусть девочки потанцуют! Аэда Павловна понимала, что несет чушь, но ей нужно было заговорить комитетчиков. Надо было выиграть время. А если получится, то выставить «Балаганчик» в хорошем свете. Она усадила господ и товарищей за столы. Разнощицы споро принесли им пива и коньяка из театрального буфета. А девочки танцевали. Следили за указательными взглядами, направляющими жестами, беззвучными подсказками и танцевали. Музыканты играли, подстраиваясь под танцовщиц, но иногда и они сбивались. Заметив, что какофония и неразбериха усиливается, Аэда снова оказалась на сцене и громко захлопала в ладоши. - Аплодируем нашему балету и нашим музыкантам! Какие они молодцы! А теперь я предлагаю танцы! Аэда подошла к Соболеву. Тот размяк от пива и девичьей красоты. Был уже не так груб и не так решителен. - Товарищ Иван, будьте мои партнером, - Аэда рискнула и потянула молодого человека за руку. В этот раз за наган он не схватился. - Не обижайте меня. Танцевать очень просто - я вас сейчас научу. Товарищи, давайте будем танцевать! Мы здесь все не умеем, и все будем учиться, правда? Среди нас есть учительница танцев, Наталия Мнема. Поприветствуйте ее. Нэта, выходите к нам. Вы же дадите пару уроков, эти молодым людям? Благодарю вас великодушно! Когда Нэта вышла под сцену, Аэда зашептала ей на ухо еще много благодарностей, даже обещала плату, но та лишь отмахнулась рукой. Ничего не надо. Она ведь сама была не в лучшем расположения духа. Ее школу танцев не просто закрыли, а выселили из дома, где она существовала уже десять лет. Нэта умело объясняла, куда ставить ногу, где держать руку, как наклонять корпус. Незаметно поправляла и направляла. Вскоре грянула музыка, и пары закружились. Сначала неуверенно, затем их шаги стали тверже, руки жестче, а в глазах разгорелся огонь. Вальс сменялся контрдансом, фокстрот – регтаймом. По паркету стучали каблучки танцевальных туфелек и солдатские сапоги, штиблеты и босоножки. Мелькали кожаные куртки и ажурные платья в паетках, костюмы и простые юбки с вышиванками. Казалось бы, гармония. Примирение. Еще один вечер вырван у новой злой власти. Но боковую дверь в «Балаганчик» выбили. Она упала на столы, зазвенели разбитые бокалы, завизжали испуганные женщины, мужчины потянулись за наганами. В воздух кто-то пальнул. Послышался топот и еще громкие крики. Отдавали приказы. По упавшей двери в помещение вошла женщина. В кожаной куртке, короткой юбке и сапогах с широкими, не по ноге, голенищами. У нее была неаккуратная рваная стрижка, торчащая из-под скошенного набок кепи. В руках женщина сжимала дымившийся наган. Это был ее выстрел. И топали ее люди. Комитетчики. Суровые, с недобрыми лицами. Таких не заговоришь и не затанцуешь. - Товарищ Соболев, что вы себе позволяете?! – окликнула товарищ в юбке сконфуженного Ивана. Он испугался облавы больше Аэды, да так, что впился пальцами в нее и теперь не мог их онемевшие разнять. - Товарищ Мартыненко, вы все неправильно поняли… - попытался он оправдаться. Он хотел подойти к ней, но плащ путался в ногах, а руки все еще дрожали. – Мы выясняли ситуацию… - Я вижу как вы выясняли ситуацию! Пока товарищи выполняли за вас вашу работу, вы тут развлекались. Зажимались с публичными девками! - Они не публичные девки. Они – танцовщицы, артисты, музыканты. - Невелика разница! Всех задержать, а этот притон и рассадник разврата закрыть!
И, влюбленные в музыкантов, Покоряясь южному Богу, Люди двигались в ритме танго, Выгнув спину, откинув ногу.
Данная работа опубликована в рамках II Международного литературного марафона «Авторский стиль – 2013» и не может быть использована на других ресурсах до окончания конкурса или до раскрытия ее авторства.
Аэда сидела на мостовой, подтянув к груди ноги в изорванных чулках, привалившись спиной к стене театра. Того, что незаметно стал ее домом. Резные двери были заколочены, стекла выбиты. Скорее всего, немало золотых канделябров из холлов и бутылок с коньяком из буфета пропало. На озябшие плечи ей кто-то набросил пиджак, но она не заметила, кто это был. Может быть, Жерар. Он хотела поговорить с ней, но Катерина отвела его в сторону, попросила сигарет. Теперь они курили за углом. После бессонной ночи, проведенной в комитете, никто не расходился по домам. Все чего-то ждали. Решения, объявления, борьбы. Но Аэда устала бороться. Ей хотелось просидеть весь день, вот так под стенами театра. В грязном платье, в порванных чулках, с растрепанными волосами и заплаканными глазами. Пусть ее оставят в покое! Все! Поль со своей любовью, Михаил с расспросами, Магдалина с советами, товарищ Мартыненко со своей глупостью и злобой, Мелета с сочувствием… А что здесь делает Мелета? Она должна быть в поезде вместе с Аполлинарием! Мелета опустилась на мостовую рядом с ней. Положила Аэде на колени золоченую табличку с надписью «Здесь рождаются Музы». - Вот, хотела на дверь повесить, а двери нет. - Надо было приходить вчера, тогда она еще была. - Вряд ли бы табличка остановила тех, кто вышибал дверь. - Наверное. - Что будем делать дальше? - Что ты спросила? Мы? Дальше? Аэда словно проснулась, стряхнула с себя усталость и наваждение. Она не ослышалась? Она говорит с Мелетой. Звездой музеума Аполлинария. А она, Аэда, теперь никто. Хозяйка кабаре без кабаре. «Балаганчика» больше нет. Нет сцены, нет огней, нет задорной музыки и страстных танцев. - Мы ничего не будем делать, Мелета. У меня ничего не осталась, - вздохнула она и взяла в руки табличку. В ней отражалось лицо уставшей, измотанной, но еще молодой и красивой женщины. Сильной и смелой. Хозяйки кабаре и эстрадной певицы, неумелой танцовщицы и искренней актрисы. - У тебя остались мы, - первой сказала Нэта, внезапно подошедшая к ним. А за ней повторили десяток голосов. На ломанном русском, русско-украинском и польском языках. Громко и шепотом, звонко и уныло. А еще в табличке отражалось утреннее солнце. Оранжевое, теплое, яркое. Начинался новый день. Новая жизнь. И ее стоит прожить, начиная с утра. Они сгрудились над Аэдой, закрыв собой солнце. Теперь среди букв на золотой глади виднелись лица и горящие глаза. Они ей верили. На нее надеялись. И склонились над ней. Новые надежду и новые стремления. Взлеты и падения. Праздник. Будет праздник! - Нам запретили танцевать в помещении, тогда мы выйдем на улицы! Нам запретили развлекаться, тогда мы будем развлекать! Будем танцевать, играть для всех! Устроим праздник! Пусть этот день запомнится всему городу! Аэда поднялась на ноги, и ее обступили все. Обняли. Окружили. Что-то кричали, что-то говорили, что-то предлагали. Но Аэда их не слушала, она, запрокинув голову, смотрела на солнце и шептала надпись на холодной табличке, которую прижимала к груди. «Здесь рождаются Музы».
Солнце село за шпили башен, Музыканты еще играли… Все, подхваченные теченьем, Вместе с ними музыкой стали.
Аэда танцевала. Как никогда прежде. Свободно и легко. Метались длинные пестрые юбки, звенели бубенцы в волосах, короткая туника топорщилась, пыталась расползтись, но ее крепко держали пояса и коралловые бусы. Маленькая Адди кружилась на этой сцене когда-то давно, а теперь по ней ступала Аэда Павловна Шилицкая. В ее руках щелкали кастаньеты, а каблуки отбивали едва слышимую из-за громкой музыки дробь. Вместе с ней танцевал весь город. Дети, женщины, мужчины и даже старики. Они танцевали под сценой на камнях и траве, между рядами амфитеатра, на набережной и на улицах города. Танцевали все. Пролетарии, студенты, селяне, воры и моряки. Сегодня был их день, их праздник. И они были свободны и счастливы. Пусть всего один день. Тени отступили. Спрятались от лучей заходящего солнца и огней костров. Еще придет их время. Очень скоро придет. Когда грянет выстрел. Один единственный. Он не был метким. Он был в спину. Аэда почувствовала, как ноги налились свинцом, спина горела огнем. И она стала спотыкаться. Тело больше не слушалось ее. Нет, не сейчас! Она только начала танцевать! Она оступалась, путалась в юбках и подворачивала ноги на каблуках. Она была слишком близко к краю, и тени звали ее шагнуть вперед. Упасть за край, в их объятья. Но Аэда боролась. Он всю жизнь боролась. Чтобы ступить на эту сцену, чтобы еще раз станцевать на ней. Последний раз. Теперь она будет добра к ней. Примет в свои объятья. Нежно и безмолвно. Она танцевала, чтобы взлететь. И танцевала, чтобы упасть. Она танцевала, чтобы жить. Так рождаются музы. И умирают боги.
Пьянеет музыка печальных скрипок, Мерцанье ламп надменно и легко. И подают сверкающий напиток Нежнейших ног, обтянутых в трико.
Поезд несся на восток. В столицу. Через опустошенные людьми и выжженные солнцем степи, через почерневшие села и хутора. Он вез всех в новую жизнь. К просторным улицам, дорогим ресторанам, театрам и кабаре. Туда, где собирались деятели политики и искусства, профессора и учителя, ученые и студенты. Туда, где звучала музыка, туда, где танцевали, туда, где играли. Девушки играли в карты, пили игристое вино, кушали сладости. Они пели под гитару романсы и дворовые песни. Рассказывали байки и читали газеты. В их купе приходили господа, коммивояжеры, студенты, пролетарии и даже солдаты. Девушки угощали их пивом и окружали вниманием. Болтали с ними и строили глазки. Развлекались. Никому из них не нужна была муза. Только попутчица. А девушки умели быть хорошими и верными подругами. На время пути. Аполлинарий не выходил из своего купе. И никого не пускал к себе. Пальцы впивались в оббитый бархатом диван, а взгляд пытался зацепиться за унылый пейзаж. Слезы высохли, но противный колючий комок продолжал скрести горло. Хотелось кричать, выть, крушить. Но он не мог. Не мог даже напиться. Ром вытекал из открытой фляжки при каждом сильном толчке поезда, оставляя на соседнем диване пятно. Почерневшее, бурое, как засохшая кровь. Как кровь Аэды на камнях амфитеатра. Он знал, что так будет. Всегда знал. Он пытался уберечь ее, когда увез в Париж. Он пытался обмануть судьбу. Ее судьбу. Но богиню любить тяжело. Обманывать богиню еще тяжелее. Аэда пережила революцию, войны, приход новой власти. Но не смогла пережить зависти. Обычной женской зависти и страха, что появилась соперница. Но она танцевала. Это был ее последний танец. Но самый вольный, самый настоящий. Жаль, что не видел его. Жаль, что она умерла на сцене. Он довольно молодой бог, чтобы связать перерезанные Мойрами нити судьбы. Он путал их, как мог, и развязывал узелки, чтобы завязать снова. В другом месте, соединить с другими судьбами. Проще, спокойней, легче. Он знал, что она умрет из-за танцев. Умрет, не дотанцевав. Он сделал все, чтобы она перестала танцевать. Он боялся, что ее заколет влюбленный безумец, ослепленный ревностью или страстью. Но ее застрелила комитетчица. Танцев больше не будет. Музы останутся. Будут вдохновлять, влюблять, пробуждать и побуждать, но это может любая женщина. Но никто из них не превратиться в богиню. Мелета оказалась последней. Он не всесилен. Когда женщина хочет стать мужчиной, равной ему, заменить его, в ней умирает богиня. Божество не может быть равным человеку. Нет, он так больше не может! Не может отпускать своих женщин. Создавать из них богинь. Они ведь любили его, несмотря на то, что он бог. Они не знали, но чувствовали. И все равно любили! Он сойдет на неизвестном полустанке. Уедет на юг. Затеряется в степи. Под покровом ночи. Отправится к морю. Там, где возвышаются древние курганы, там, где безучастно смотрят в небо каменные изваяния, там, где дремлют старые боги. Боги этой земли. Там он найдет свой город. Древний город, построенный на костях былин и оплетенный жилами легенд, чья душа – тени. Там, где дует ветер с юга. И приносит с собой воспоминания о невиданных городах, обрывки незнакомой музыки и птичьи голоса.
Этот город был древним. Он был старым уже тогда, в незапятные времена. Его разрушали и отстраивали заново. Еще краше, еще сильнее. На узких улицах цвели каштаны, а на широких площадях красовались театры. Солнце цеплялось за кресты и золотые купола, а луна пряталась в парковых фонарях. Немоту и дрему разгонял плач уличной скрипки и звон колоколов. Здесь жили пролетарии и интелегенция, деятели и бездельники, этот город покоряли и ему покорялись. Здесь рождались и умирали. Музы, боги, герои и люди. Сюда и рванула Мелета. В город, где она была чужая, где можно было затеряться, забыться. Стать своей и кем-то другим. Она шла по улочкам и вдыхала воздух древнего города. Она вглядывалась в дома с химерами и колоннами, искала подходящую дверь. Куда можно было повесить золоченую табличку с надписью: «Здесь рождаются Музы».
В тексте использованы фрагменты стихов Зои Ященко и Александра Введенского.
Примечания и комментарии
1 – Кафешантан – ресторан с эстрадой. 2 – Мельпомена, муза трагедии, изображалась с маской в руках.
Комментарий 1. Автор плохо помнит историю НЭПа. Особенно, в описываемом регионе. Поскольку те названия, что находил Интернет и приходили на ум, не подходили по времени, то пришлось все назвать одним словом - Комитет.
Комментарий 2. По одной из версий муз было трое. Аэда – песнь, Мелета – опытность и Мнема – память. Их имена были взяты для главных героев. Другие же герои носят в основном имена персонажей одного спектакля. Данная работа опубликована в рамках II Международного литературного марафона «Авторский стиль – 2013» и не может быть использована на других ресурсах до окончания конкурса или до раскрытия ее авторства.
- Сонечка, - Соня вышла вперед чеканным шагом, протягивая руку товарищу Соболеву. – Кондуктор на трамвайном маршруте.
По-моему, неверное оформление прямой речи. До этого и после тоже. Также по тексту встречаются опечатки. Их не много, но есть. Как-то маловато мифологии:( И на этом недочеты кончаются. Будто вдохнул воздуха той эпохи. Как замечательно постарался автор!.. Герои живые, им сопереживаешь, за них беспокоишься. Сама история интересная, грустная, со смыслом. В общем, понравилось!) Автору удачи на конкурсе!:) Проигрывает не тот, кто устал - проигрывает тот, кто сдался.
Это один из тех рассказов, который вызывает двойственные чувства. С одной стороны - восхищение: он строен и красив, каждый герой переполнен жизнью, наделён душой. Описания великолепны, пронизаны духом целой эпохи, решающего рубежа, который перейти дано не всем. Боль героев, их отчаяние и в то же время пронзительность их надежд заставляют думать и чувствовать вместе с ними. Но есть и то, чему лично я всегда была и останусь противником - это странная логика некоторых моментов и "обожествление" вполне живых людей. Нельзя делить людей на богов и быдло, нельзя рассказывать историю однобоко. Нельзя выставлять одних чудодеями и пастырями душ, а иных - похабниками и завистниками. Нет, не бывает всё так просто, и вовсе не зависть сподвигла комиссаршу пустить пулю в спину Аэде. Да и какая, к чёрту, конкуренция? Нет, совершенно иные чувства двигали тогда народом: у кого-то низменные, да, но чаще совершенно иного характера - чувства иллюзорной веры во что-то большее, чем могла дать им старая эпоха. Самые страшные люди - фанатики, потому что ими движет не зависть, не жажда наживы или власти, а слепая, безумная вера. И вы, автор, конечно можете возразить, но тогда вам стоило создать иной образ "женщины в кожаном кепи". И ещё - простите великодушно, но я скажу правду - мне мерзок Апполинарий, почти так же мерзок как близка по-настоящему сильная и гордая Аэда. Его речи сладки, мысли возвышены, но душа... хм... похоже она продана, кому-то, кому пришлась по-нраву: он не ценит тех, кто рядом, и совершенно не умеет любить, он мнит себя богом, существом высшей категории, и пусть он складно глаголит, опутывая доверчивых глупышек, которые, как известно, любят ушами, но удел его - одиночество и забвение и не потому, что он так прекрасен и божественен, а потому, что под сенью Олимпа он скорее Нарцисс, чем Апполон.
И немного об ошибках и опечатках напоследок. Думаю, вам просто необходимо ещё раз внимательно перечитать и вычистить рассказ как следует, потому как сейчас они немного сбивают и портят всё впечатление.
ЦитатаМарафонец ()
Ответ Аполлинария она не услышала – в кабинет без стука вошел дворец,
Это сильно Я так понимаю всё-таки дворецкий вошёл
ЦитатаМарафонец ()
Пришел черед блистать на другой сцене и в другой роле.
ролИ
ЦитатаМарафонец ()
- Господа и дамы, я рада приветствовать вас в нашем «Балаганчики»
"БалаганчикЕ"
ЦитатаМарафонец ()
Не так уж много она говорила со зрителями и еще меньше пела, но здесь она чувствовала в безопасности.
пропущено "себя"
ЦитатаМарафонец ()
Тут свет разгонит теней.
Свет разгонит тени - так вернее
ЦитатаМарафонец ()
Он положил ее послушные руки к себе на плечи, одной рукой обнял ее за талию, а второй подал знак музыкантам.
Выделенное - лишнее
ЦитатаМарафонец ()
прошептал он, почти не разнимая губ.
не размыкая
ЦитатаМарафонец ()
Сейчас только ними и кичатся!
только ими (буква "н" добавляется, если предшествующий звук - согласный)
ЦитатаМарафонец ()
Ей казалось, что весь мир скоро упадет к ее ногам.
падёт
ЦитатаМарафонец ()
Когда Нэта вышла под сцену, Аэда зашептала ей на ухо еще много благодарностей, даже обещала плату, но та лишь отмахнулась рукой.
автор, прошу вас, не портите довольно плавное произведение несуразностями, известными вам так же хорошо, как и любому из нас. Отмахнулась, просто отмахнулась, к чему тут рука? Вряд ли бы Нэта отмахнулась ногой.
ЦитатаМарафонец ()
впился пальцами в нее и теперь не мог их онемевшие разнять.
очень коряво, давайте попробуем иначе: "впился ей в плечо онемевшими пальцами и теперь не мог их отнять"
ЦитатаМарафонец ()
Аэда сидела на мостовой, подтянув к груди ноги в изорванных чулках, привалившись спиной к стене театра.
"привалившись" - очень грубое слово, а вот "прижавшись" было бы здорово, имхо, конечно. Понимаю, что такое выражение довольно редко используют, но в данном случае, если измерить горе Аэды, оно как нельзя кстати.
История только тогда ненапрасна, когда в неё верят.
Сообщение отредактировал Gita_Ogg - Пятнашка, 24.01.2014, 16:36
О нет, как же так??? Я давно не писал таких больших комментариев. Вместо скопировать нажал на вставить и текст ушёл в небытьё. Сегодня уже не осилю, буду думать и напишу завтра.
Vaya con Dios _________________ Самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгновение перед самым впечатляющим триумфом. Но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!…
Рассказ совсем не из тех, которые можно просто прочитать и на этом остановиться - взять и написать отзыв, стереть его из памяти. Тут нужно думать и не просто думать, а вникать и пропустить сквозь себя. Может и к лучшему, что я не сохранил комментарий вчера, а решил оставить написание на сегодняшний день. Он не произведение для развлекухи, которое можно прочесть, придя домой с работы. Правда, я его читал вообще во время оной, но подумать успел немало. Рассказ о любви и верности, о непонимании, силе духа и времени, которые пожирает всё вокруг. Ему подчинены даже боги. И они не могут не подчиняться всемогущему времени. А оно с радостью забирает у них любовь. Я воспринял это произведение, как боль бога. Аполлону было очень тяжело, - он обречён на такие страдания. Одно дело видеть, как ты увядаешь, как гибнет любовь, а другое - смотреть, как умирают уже по-настоящему люди, без которых не мог жить. И ни одна, а многие девушки сменились за время существования бога. Вот это страшно. Конечно, силу любви Аэдды я тоже прочувствовал, сопереживал ей и в какой-то момент нехорошо подумал про Поля. Но только на момент. Вообще, в тексте очень хорошо прописаны все герои. Не только два основных, как это обычно бывает, но и каждый второстепенный. Они не выглядят простыми декорациями на фоне общего сюжета, а смотрятся необходимыми в любом моменте, где появляются. Это редкость и автор молодец. Такие небольшие стяжки делают произведением уже не просто рассказом к конкурсу, но полноценным готовым текстом. Единственное, я бы не стал так жёстко прописывать собственную политику. Уж очень однобоко выглядят события. А если учесть, что противников оных примерно столько же, сколько и защитников, то половина потенциальных читателей явно не останется в восторге. Мне и самому поначалу хотелось снизить оценку, но потом, уже после прочтения до самого конца, я одумался и пересмотрел позицию. Она-то не изменилась, просто по-другому увидел всё. Но с подобной чёткостью в одном направлении я бы шутить не стал. Тогда время было злое и всё надо рассматривать с разных сторон. Кстати, вот ещё, - мне показались слишком пафосными и отданными в жертву искусства авторы. Как можно оказаться настолько неподготовленными к описываемым событиям? Нет, я могу понять, если действие бы проходило в глубинке СССР, где знать не знали ни о чём. Но тут же говорится про крупный город, где уже перед началом национализации знали о происходящем. Поэтому немного странно видеть подобное неведение от умных людей. Удачи автору на конкурсе.
Vaya con Dios _________________ Самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгновение перед самым впечатляющим триумфом. Но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!…
Вот знаете, какая штука интересная случилась. При всём притом, что я отлично понимала, что Апполинарий и есть Апполон, он не предстал таковым - в нём больше человеческих качеств, и вовсе не тех, которые хотелось бы видеть. Но, с другой стороны - богам многое позволено и мыслят они по-иному, поэтому соглашусь с Трикато, что рассказ из тех, что заставляет думать - и думать не один раз. Спасибо автору. История только тогда ненапрасна, когда в неё верят.
Серьезный рассказ, сильный. И вне конкурса достойная слаженная история. Мне непросто его комментировать, собрать в кучу двоякие чувства. История действительно заставляет задуматься над многим: как в узком, эмоционально-чувственном плане, так и в глобальном. Вы знаете, мне тоже не по душе то, о чем писали Гита и Трикато: однобокость и разграничивание. Этот дележ людей на низших и высших мне не по душе. Знаете, напоминает политику Гитлера об арийцах чистой, высшей крови, и всех остальных, кого нещадно уничтожали. Здесь так же. Только эта граница еще острее и она сильно разделяет тех, кто стал Богами и тех, кто им завидует. Те, что между - музы, танцовщики кабаре - они не в счет, ними можно пожертвовать. Смутило еще и то, что богиню так легко убить. Почему? Может, потому что она не богиня? Или зависть/ненависть/ничтожность того, кто стрелял настолько сильна, чтобы убить красоту/огонь/талант/силу Богини? Хотя, ведь именно так уничтожали талантливых и инакомыслящих в любые времена. Аэда меня покорила, честно. И ее с Аполлоном танго заворожило...Она Женщина с большой буквы (богиня не богиня, а именно Женщина), потому что только истинной Женщине может обрезать крылья предательство любимого, нещадно швырнуть на скалы. И в тот же момент проявление внимания и нежность, пусть мимолетная или даже неискренняя того же любимого, способна подарить крылья. Так произошло и с Аэдой. Аполлон обрезал ей крылья, он же подарил их вновь и он же убил ее. "Благими намерениями", как говорится. Поль мне показался не таким уж однобоким и неискренним, как говорили здесь. Да, он скорее в первую очередь думал о себе, об этом говорят его слова, что Музы любили его, несмотря ни на что. Но то, что он до последнего пытался спасти Аэду, играет в пользу его человечности, что ли. Его любви. и это мне нравится. Я очень люблю сложных персонажей, непонятных - стоящие они или ничтожные. Поль он именно такой персонаж. По крайней мере, таким его увидела я. История в каждом слове, в каждом движении, звуке пропитана трагедией от первой буквы до последней точки. И здесь нет ничего лишнего, все гармонично. Хотя сам стиль изложения мне показался слишком рваным. Возможно, так и задумано в свете самих трагических событий. Но когда описывались танцы - хотелось больше плавности, что ли. Резкой плавности, если можно так сказать. Потому что танец, особенно танго, не может быть рваным. Все движения должны протекать через тело, душу, только тогда они зажгут страстью. Порывисто, но плавно. Как-то так.
Один недостаток - рассказ плохо вычитан, много помарок и встречаются пунктуационные ошибки. Но это легко поправимо при хорошей, внимательной вычитке.
С уважением и удачи! Ты скажешь эта жизнь — одно мгновенье. Её цени, в ней черпай вдохновенье. Как проведёшь её, так и пройдёт, Не забывай: она — твоё творенье. (Омар Хайям)
По-моему, неверное оформление прямой речи. До этого и после тоже.
Может, конечно, правила изменились, но когда я их учила, они были такими.
Цитатаrusov ()
Как-то маловато мифологии:(
Она есть, но не на виду
Цитатаrusov ()
Будто вдохнул воздуха той эпохи.
Спасибо)
ЦитатаGita_Ogg ()
Нельзя делить людей на богов и быдло, нельзя рассказывать историю однобоко. Нельзя выставлять одних чудодеями и пастырями душ, а иных - похабниками и завистниками.
Нельзя. Но есть роли. Есть маски. И пока идет спектакль, у каждой маски своя задача, своя аллегория. Конечно, если бы была возможность расширить историю, то маски бы стали людьми.
ЦитатаGita_Ogg ()
Нет, совершенно иные чувства двигали тогда народом: у кого-то низменные, да, но чаще совершенно иного характера - чувства иллюзорной веры во что-то большее, чем могла дать им старая эпоха. Самые страшные люди - фанатики, потому что ими движет не зависть, не жажда наживы или власти, а слепая, безумная вера.
Люди разные. Кто-то будет бороться, кто-то держаться за старое, кто-то не заметит перемен, кто-то к ним приспособится. Когда побеждает революция, приходится жить в новом мире. Жить. Не бороться, а жить. И вера и чувства, которые толкали на баррикады, должны быть куда-то направлены. Почему не зависть? Зависть к красивым женщинам, которые живут беззаботной жизнью, дрыгают ногами и распевают безидейные песни, носят красивые наряды и нравятся мужчинам? Они ведь не за народ, они сами за себя. Они разлагают общество, не приносят пользы. Вот и есть за что ненавидеть.
Цитатаtrikato_45 ()
Я воспринял это произведение, как боль бога.
Спасибо.
Цитатаtrikato_45 ()
Единственное, я бы не стал так жёстко прописывать собственную политику. Уж очень однобоко выглядят события. А если учесть, что противников оных примерно столько же, сколько и защитников, то половина потенциальных читателей явно не останется в восторге.
Цитатаtrikato_45 ()
Тогда время было злое и всё надо рассматривать с разных сторон.
Однобоко, только потому, что события показаны глазами трех людей. Тех, кто был по одну сторону. На вторую сторону не хватило знаков. Но она тоже есть.
Цитатаtrikato_45 ()
Но тут же говорится про крупный город, где уже перед началом национализации знали о происходящем. Поэтому немного странно видеть подобное неведение от умных людей.
Знаете, есть люди, которые живут в своей скорлупе-домике. И пока ничто не задевает их, они не реагируют на внешний мир. К тому же кабаре существовали долго. "Балаганчик" - реально существовавшее кабаре, правда, в Петербурге, в котором выступала даже Рина Зеленая. Закрыт он был раньше свертывания НЭПа, но все же. Люди искусства часто живут в своем мире, которого не касается серая действительность
ЦитатаGita_Ogg ()
При всём притом, что я отлично понимала, что Апполинарий и есть Апполон, он не предстал таковым - в нём больше человеческих качеств, и вовсе не тех, которые хотелось бы видеть.
Люди - не боги, а боги - не люди. Бог не должен нравится или не нравится. Он бог. У него есть своя миссия. Он дает шанс стать равным ему. Пускай на земле, пускай недолго. Но шанс есть. А дело каждого как воспользоваться этим шансом. Аэда могла стать звездой Парижа. Если бы отбросила чувства. Но она пронесла обиду на Поля через всю жизнь. Мелета рискнула уехала в Киев, а не в Харьков. Она получила от Поля все, что он мог дать. Дальше действовать надо самостоятельно. Боги направляют, помогают, но не жить нужно людям.
ЦитатаЛавитта ()
Серьезный рассказ, сильный. И вне конкурса достойная слаженная история.
Спасибо)
ЦитатаЛавитта ()
Этот дележ людей на низших и высших мне не по душе.
ЦитатаЛавитта ()
Смутило еще и то, что богиню так легко убить.
Нет ни высших, ни низших людей. Есть люди, которые что-то делают, чего-то добиваются, а есть те, кто боится выйти из зоны комфорта. Это ни хорошо и ни плохо. Каждый человек может стать богом, но бог не станет человеком. Чтобы стать богом, надо убить в себе человека.
ЦитатаЛавитта ()
Аполлон обрезал ей крылья, он же подарил их вновь и он же убил ее. "Благими намерениями", как говорится.
Аполлон дал Аэде то, что она просила. Все дело в наших желаниях и стремлениях. Того ли мы на самом деле хотим?
ЦитатаЛавитта ()
И здесь нет ничего лишнего, все гармонично. Хотя сам стиль изложения мне показался слишком рваным. Возможно, так и задумано в свете самих трагических событий. Но когда описывались танцы - хотелось больше плавности, что ли. Резкой плавности, если можно так сказать. Потому что танец, особенно танго, не может быть рваным.
Танцы танцам рознь. Есть плавные, есть и не очень. У каждого танца своя задача. Аэда танцует танго со свои прошлым, с тем, кто изменил ее жизнь, изменил ее саму. Она не танцевала много лет. Она боится танца,боится себя, боится Поля. Такой танец не может быть плавным
ЦитатаЛавитта ()
Один недостаток - рассказ плохо вычитан, много помарок и встречаются пунктуационные ошибки. Но это легко поправимо при хорошей, внимательной вычитке.
Каюсь, читерила. Не хватило времени.
Спасибо. Если честно, не ожидала услышать такие слова о тексте. Данная работа опубликована в рамках II Международного литературного марафона «Авторский стиль – 2013» и не может быть использована на других ресурсах до окончания конкурса или до раскрытия ее авторства.
Хороший текст. Я бы даже сказала сильный, со своей историей и трагедией. Конечно, не все ясно с кульминацией - не знаю, нужна была смерть Аэды или не совсем. После этого момента остается недосказанность и взгляд только с одной стороны. Хотелось бы больше. Больше ответов и более полной картины. Но и то, что я увидела, мне понравилось. - Вы акула пера? - Нет, дятел клавиатуры! (с) ------------------------------- Ты волен быть самим собой, быть своим истинным Я здесь и сейчас, и ничто не может тебе помешать. (с) Р.Бах
Здоровский рассказ! Автор с головой окунул меня в ту эпоху. Прочувствовал эту безнадежность, даже как-то грустно на душе стало. И текст мне показался насыщен именно тем духом, как писали постреволюционные классики - вспомнились и романы Пастернака и А. Н. Толстого. Не умею я давать красочные комментарии, но рассказ меня очень впечатлил. Я еще долго буду о нем вспоминать. Для меня он один из лучших на данном этапе Марафона - без сомнения! 10 баллов Память, предвидение и фантазия – прошлое, будущее и миг сна между ними составляют, единый мир, проживающий один бесконечный день. Знать об этом – Мудрость. Использовать это – Искусство. Клайв Баркер
Рассказ потрясающий, с каждым новым прочтением он открывается новыми гранями...заставляет сопереживать героям, не оставляет равнодушным никого! Для меня этот рассказ идеален во всех отношениях (а ошибок я не вижу, не буквы читаю, а чувства )
Всё субъективно и только ИМХО. 1. соответствие жанру и условиям: 2 балла; 2. художественная ценность: 2 балла; 3. соответствие текста современному менталитету: 2 балла; 4. грамотность: 1 балл; 5. нужность: развлекает или учит и насколько хорошо это делает: 2 балла. Итого: 9 баллов. Автору Удачи!) Проигрывает не тот, кто устал - проигрывает тот, кто сдался.
В город приезжали отдохнуть, насладиться чудесными видами степей и гор, вдохнуть морской воздух, окунуться в соленую воду и, конечно, же дать волю чувствам и деньгам.
Зпт после «же», а не перед
Цитата
Каблучки туфелек громко цокали по мостовой.
Вот зачем так слощаво смазали? Лучше бы прозвучало «Каблуки туфель» - мягкое мне показалось здесь не столь уместным. ИМХО.
Цитата
По единственной улице в городе, которая не выходила к морю, хоть и носила звучное название.
«Звучное название» - какое?)
Цитата
- Сию минуту, а вы пока проходите, Аполлинарий Михайлович вас ждет, - дворецкий приоткрыл двери.
Повтор «Апполлинарий Михайлович»
Цитата
Ногти впились в ладони не смотря на гипюр перчаток, боль на время отогнала наваждение. Не сейчас.
Несмотря
Цитата
Ответ Аполлинария она не услышала – в кабинет без стука вошел дворец, невозмутимо пересек комнату и поставил на столик перед Аэдой поднос с кофейником, чашечками, конфетницей.
Вошел дворец?) Куда вошел?)
Цитата
Аэда учтиво поздоровалась с девушками, но презрение из ее взгляда не исчезла. Но она и не собиралась с ним любезничать. Она уже уходила, когда заметила Мелету.
«исчезло» - опечатка
Цитата
- Господа и дамы, я рада приветствовать вас в нашем «Балаганчики» !
«БалаганчикЕ»
Цитата
Не так уж много она говорила со зрителями и еще меньше пела, но здесь она чувствовала в безопасности.
«себя» - добавьте.
Цитата
Тут свет разгонит теней.
«тени» опечатка
Цитата
Будут обычные люди. Аполлинарий Михайлович Мусейовский и Аэда Павновна Шилицкая.
Павловна - опечатка
Цитата
- «Балаганчик» давно не кабаре, Мелета! – напомнила Аэда. - Это театр миниатюр, малая сена театра оперетты.
«сцена» - опечатка
Цитата
Сейчас только ними и кичатся!
«ими»
Цитата
Вы же дадите пару уроков, эти молодым людям?
«этим молодым»
Цитата
Но Аэда боролась. [b]Он всю жизнь боролась.
«она» - а не он.
[b]9 баллов Итак, два рассказа с театром – и совершенно разных, но впечатляющих. Не буду уже долго отписываться, уже до меня достаточно сказали. Скажу просто – мне понравилась работа.
Рассказ понравился. Очень сильный и глубокий. Как я понял, описываемый в рассказе город - Одесса? Судя по названиям улиц и колориту традиций))) А вот примешивание к любви и танцу политики - честно - не очень понравилось. Слишком упрощенно. Да и штампов много. Тем более, что приблизительно в эти времена в России выступала Айседора Дункан и другие танцовщицы, вроде существовал балет и никуда не делись театры ... Я не большой специалист в театральном искусстве (хотя периодически и общаюсь с актерами, сценаристами, да и среди дальних родственников были заслуженные театральные актеры и актрисы : ) , но, насколько знаю, большевики не прикрывали в России ни театр, ни балет, ни танцевальные школы ... Наоборот, они их даже развивали. Так что с "комитетчиками" - ну не совсем всё было так однозначно. И этот эпизод выглядит в рассказе не слишком правдоподобно... Плюс, тоже не совсем понял, как можно было так просто убить богиню? "Не верю!" - как бы сказал К. Станиславский )))))) Есть и очень досадные опечатки (даже я - врожденный "не друг" орфографии - и то их заметил
Вот пример:
"Ответ Аполлинария она не услышала – в кабинет без стука вошел дворец, невозмутимо пересек комнату и поставил на столик перед Аэдой поднос с кофейником" ...
Рассказ на подумать. Такой же "с извилиной" как и первый. Изначально я не совсем понимала происходящее. Сначала определилась со временем, потом с местом, и лишь потом начала прикручивать мифологию. Апполинарий вызвал противоречивые чувства - как человек не понравился, как бог - безусловно да. Это говорит о том, что все Ваши персонажи хорошо прорисованы, что не может не радовать. Поняла, что опечатки из-за поспешности. Но немного снизила оценку из-за того, что больно уж "божественная" любовь вышла, не земная, не достижимая для меня, простой смертной)
9 баллов Мания величия - тупик для самосовершенствования
Хм, вот не зря, не зря я этот рассказ оставила на десерт) Очень и очень, конечно же. Причем, настолько очень, что даже забываешь и про опечатки... ну, на время... хотя вошедший с кофейником дворец заставил ненадолго озадачиться, понятное дело) Отлично прописанные, сложные характеры, сильная философская сторона ("на подумать", которое столько раз отмечалось), эпоха... и даже язык(вроде "кофий"). Ах, замечательная стилизация. А уж описания танцев... Редкий случай, когда мой обычно неприлично длинный и язвительный язык скатывается в трубочку (аналог - снимаю шляпу перед автором) и только и может выдавить оценку) 10 баллов После прочтения такого рассказа можно смело ускакивать в закат, думая о себе, что "рыцарь свой счет оплатил и закрыл")) Автору спасибо!
Здравствуйте автор! Очень замечательный, сильный рассказ. Он для меня входит в тройку лучших на данном Марафоне, но если остальные два веселят и развлекают, то ваш наоборот... заставляет задуматься. Весь рассказ я переживала вместе с героями. Все так прекрасно показано, что я действительно поверила в это ( столько чувств)! Спасибо Вам автор большое! Моя оценка - 10 баллов Удачи Вам! Если о тебе идут слухи, Ты - личность. Запомни: никогда не обсуждают и не завидуют плохому. Завидуют лучшим, обсуждают лучших.
10 баллов - Вы акула пера? - Нет, дятел клавиатуры! (с) ------------------------------- Ты волен быть самим собой, быть своим истинным Я здесь и сейчас, и ничто не может тебе помешать. (с) Р.Бах
Итак, два рассказа с театром – и совершенно разных, но впечатляющих.
Театр не может быть одинаковым. Каждая сцена- уникальна, каждый актер может быть как кукольником, так и кукловодом.
ЦитатаAlmistov ()
Как я понял, описываемый в рассказе город - Одесса? Судя по названиям улиц и колориту традиций)))
Город - сборный образ Немного Одессы, чуточку Севастополя и немного Киева. Главное, что это это Город у моря.
ЦитатаAlmistov ()
А вот примешивание к любви и танцу политики - честно - не очень понравилось. Слишком упрощенно. Да и штампов много
Штампы вводились специально. А то еще сорок тысяч знаков в придачу никто не выдаст, а конфликт должен быть. Пришлось упрощать.
ЦитатаAlmistov ()
Тем более, что приблизительно в эти времена в России выступала Айседора Дункан и другие танцовщицы, вроде существовал балет и никуда не делись театры ... Я не большой специалист в театральном искусстве
Как сказать. В конце двадцатых как раз прошла волна закрытия как театров, так кабаре. Новая власть ужесточала контроль и "цензуру". Хотели использовать театры для пропаганды. Но мало кто был согласен. К тому же кабаре считались не "пролетарским" заведением.
ЦитатаAlmistov ()
Плюс, тоже не совсем понял, как можно было так просто убить богиню?
Даже богиню можно убить. На этом допущении большая часть мифологии строится. Есть жизнь и есть смерть.
Спасибо
ЦитатаПовелительница_Тыкв ()
Апполинарий вызвал противоречивые чувства - как человек не понравился, как бог - безусловно да.
Бог - это не человек и человек - не бог) Если герой вызывает эмоции, значит, он оживает) Значит, все не напрасно) Спасибо) Данная работа опубликована в рамках II Международного литературного марафона «Авторский стиль – 2013» и не может быть использована на других ресурсах до окончания конкурса или до раскрытия ее авторства.
Текст меня покорил настолько, что я все еще не могу собрать до кучи слова. Это профессиональная, яркая, идейная работа. С массой образов, с нетривиальными характерами, великолепными описаниями. И снова танец. Эта любовь автора к танцу до того глубоко пропитала все произведение, до того ярко автор показал каждое движение, каждую страсть к движению, что невольно сердце билось в ритм звучавшей музыке. Да, там даже музыка звучала! Отмечу единственный недостаток, который меня смутил в этой работе. Возможно, это намеренно сделано, но под конец, нет, даже к середине начинают донимать парные перечисления. Это и это, то и то, такой и такой… Следующее предложение – такой и такой, то и то, это и это… Описаний настолько много, что да, необходимость в количестве прилагательных, наречий и других ярких элементов происходящего явно больше, чем два и три. Но когда почти в каждом таком предложении перечисление парное, это, повторюсь, смущает. На счет идеи я говорить не стану ничего. Думаю, что эту работу нельзя привести к единой идее, мол, так и никак иначе. Здесь на образах каждый читатель ловит для себя личное. Признаюсь, что не отметила разграничения на хороших и плохих так, как отметили другие читатели. Всего-то история была показана с одной стороны. Как всегда и бывает, пострадавший не задумывается о том, что нападающий может быть прав со своей стороны. Я целиком погрузилась в созданный мир, видела каждую улочку и каждый шаг, слышала все диалоги, как в живую, переживала за героев и радовалась за них. Для меня текст на первом месте.
И спросит Бог: — Никем не ставший, Зачем ты жил? Что смех твой значит? — Я утешал рабов уставших, — отвечу я. И Бог заплачет. (Игорь Губерман)
Эта любовь автора к танцу до того глубоко пропитала все произведение, до того ярко автор показал каждое движение, каждую страсть к движению, что невольно сердце билось в ритм звучавшей музыке.
Движение - это жизнь. Нельзя останавливаться, нужно всегда к чему стремиться. К лучшему, но единственному, танцу или уютной жизни с простыми и заученными движениями.
Цитатаadrielhanna ()
Но когда почти в каждом таком предложении перечисление парное, это, повторюсь, смущает.
Да, это я уже позже увидела. Это так сказать глюк. Спасибо)
Цитатаadrielhanna ()
Я целиком погрузилась в созданный мир, видела каждую улочку и каждый шаг, слышала все диалоги, как в живую, переживала за героев и радовалась за них.
Благодарю! Вы не представляете, насколько ваши слова вдохновляют. Значит, все не зря. Данная работа опубликована в рамках II Международного литературного марафона «Авторский стиль – 2013» и не может быть использована на других ресурсах до окончания конкурса или до раскрытия ее авторства.
Ещё один рассказ не прочитал. Но однозначно этой работе высший бал. Действительно, автору удалось передать не только эмоции и быт персонажей, но и краски, которые свойственны той эпохи. Никто из нас не знает, как оно было, и в этом тексте очень яркий пример. Отличная работа. Что касается сюжета, он сам по себе скучен, не за что зацепиться, но красота - есть красота. Внутрь заглядывать не хочется, разбирать по кусочках. Мораль, идей ведь есть. Были бы другие работы по уровню мастерства схожи, я бы ещё задумался снижать баллы. Но этот текст на высоте. Опечатки, ошибки потереть - вообще шикарно.
Итог: 10 баллов. Кому отзыв, пишите в ЛС. Обязательно отмечусь в вашей теме.
Я так понимаю всё-таки дворецкий вошёл 
) 
