В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо Свое, тогда Солнце останавливали словом, Словом разрушали города… Н. Гумилёв
Он видел небо. Низкое, пропитанное влагой невыплаканных дождей. В очередной раз остановившись, чтобы перевести дух, путник отбрасывал со лба засаленные космы, извлекал из складок бесформенного балахона фляжку с водой и жадно пил холодную «кровь» матери-Земли. Его путь лежал к вершине горы, называемой кощеевой и, каждый раз при мысли о возможной встрече с нечистью, бродягу сковывал страх. Но он шел. Продирался через спутанный кустарник, разрубая коротким мечом иссушенные ветви, прыгал через разломы в земной тверди, съезжал по осыпям в ложбины и снова карабкался вверх. Он видел небо – низкое, задумчиво глядящее на бродягу. «Куда ты идёшь?» – шептал ветер, обжигая кожу ледяным дыханием. «Там ничего нет» – вторил внутренний голос, злорадно усмехаясь. Но путник не слушал голоса собственного страха, разрывал путы усталости и оставлял позади всё новые метры. Слишком важно было дойти до цели, слишком долго он ждал и слишком многим жертвовал, чтобы сейчас сдаться на милость жалкому трусу, сидящему глубоко в душе. Но дело было не только в страхе. Когда очередной рубеж был преодолён и путник обессилено рухнул на покрытую инеем траву, пришло осознание собственной никчёмности. Бродяга внезапно понял, что идти дальше бессмысленно, ведь ноющие от усталости ноги не смогут преодолеть решающий отрезок пути. Уяснил, что не доберётся до заветной цели и зарыдал. Кусал обветренные губы, вдыхая полной грудью разряженный горный воздух и смотрел на гаснущее вечернее небо. Всё зря! Он пожертвовал всем, чтобы дойти до горной вершины и вот теперь лежит на мёрзлой земле, запрокинув голову, глядя на уходящие в туманную дымку уступы. Если бы нашлись силы подняться, только лишь подняться на ноги, он полез бы наверх, не взирая на боль и усталость. Небо с тоской глядело на путника – холодное, тусклое. День уходил прочь, оставляя обессилившего бродягу на растерзание холодной ночи. – Я должен, – выкрикнул человек срывающимся голосом и зашелся в кашле, – должен дойти! Эхо заметалось над горной вершиной, теряясь в непроглядном тумане, ударяясь об отвесные скалы и плескаясь в студёных ключевых водах. Путник не мог точно сказать, сколько он пролежал на холодной земле, но когда в очередной раз разлепил воспалённые веки, неба видно не было – лишь плотный туман окутывал всё вокруг. С трудом перевалившись на бок, бродяга вытащил из мешка зачерствевшую краюху и с жадностью принялся грызть последний оставшийся хлеб. Запаниковал, струсил, но такое больше не повторится. Сейчас он съест хлеб, хлебнёт немного воды, затем разведёт костёр из растущей на склонах травы и сухого кустарника, склонившего чахлые ветви к бездне обрыва. И вот тогда, отдохнувший, сытый и согревшийся, продолжит своё восхождение. Успеет до рассвета. Непременно успеет. Не может быть, чтобы боги бросили своего верного раба на произвол судьбы. Доев хлеб, путник отпил немного воды и принялся собирать траву и сухие сучья кустарника. Хлеба было мало и его хватило чтобы лишь немного придушить нараставший голод. А внутренний голос твердил: «Оставь чуток на обратный путь». – Если удастся дойти, добуду пищу, а если не дойду до рассвета, всё уже будет неважно, – словно оправдываясь, проговорил человек, и как только с губ его сорвалось последнее слово, над горами разнёсся скорбный звериный вой. Это был знак. Тот, к кому так спешил измученный путник, знал об этом и подобным образом возвестил, что бродяга может отдохнуть, восстановить силы. О, боги, сколько лет прошло с тех пор, как был определён этот день и этот час. Со всей отчётливостью бродяга помнил, какими знаками будет приветствовать его хозяин здешних мест. Он сомневался, что спустя все эти годы наставник помнит о дне встречи. В радостном возбуждении человек вскочил на ноги, раскинув руки устремил свой взор к сокрытому туманом небу и закричал слова древней молитвы. Затем он расчистил от камней уступ, на котором остановился и принялся рубить сухие ветви кустарника. Через четверть часа хвороста набралось достаточно для разведения костра и, разгоняя сгустившиеся сумерки, над скалистым уступом взвилось весёлое пламя. Путник блаженно растянулся подле костра и наблюдал теперь, как пляшут, поедая траву и ветви, сполохи пламени. Тепло костра и волшебные переливы огня действовали на человека столь умиротворяюще, что вскоре путника сморило. Он опустил голову на траву и провалился в сон. Бродяге снился дом, покинутый много лет назад, крепостные стены фамильного замка Фараннов, утопающий в зелени двор… – Меч! – разрубая нить воспоминаний, прогремел в голове бродяги голос отца. Он знал, что сейчас произойдёт, потому что это был не сон. В памяти навсегда запечатлелся каминный зал, встревоженные слуги и отец… Сосредоточенное, напоминающее восковую маску, лицо Фаранна-старшего бродяга помнил отчётливее всего. – Меч! Дайте мне меч, Кощей вас забери! Это не сон. Это самое горькие часы его жизни, изнанка памяти… – …и уведите ребёнка! Вокруг мечутся люди, вооруженные кинжалами и копьями. Двое бегут к дверям зала, ещё один, с луком и полупустым колчаном, замер возле окна, то и дело нанизывая на упругую тетиву очередное смертоносное жало. Слышится топот десятков ног, лязг металла. Во дворе кричат, оттуда сладковато веет палёным мясом, смолой. – Рейдж! Бродяга вздрагивает. Это его имя. Его зовут Рейдж и ему сейчас двенадцать лет. – Рейдж Фаранн, вы меня слышите? – рослый воин в кольчужных перчатках трясёт ребёнка за плечи. – Надо уходить, юный господин. Они ворвутся сюда с минуты на минуту. – Кто? – сквозь сон шепчет путник, но он уже знает ответ. Знает потому, что однажды пережил подобное. – Инквизиторы, – во взгляде слуги ужас. – Идёмте же… Он хватает Рейджа за рукав и тянет к выходу. Вокруг дым – густой, едкий, вызывающий кашель и головокружение. Откуда он взялся? Сквозь сгустившуюся в одно мгновение белёсую пелену почти ничего нельзя различить. Лишь маячит впереди силуэт рослого воина. Потом… Что было потом? Во сне путник переворачивается на другой бок, спиной к затухающему костру. Сон его беспокоен, веки подрагивают, а лицо искажено гримасой ужаса. Он помнит, что было дальше… Вот распахиваются тяжелые двери и в зал врываются люди в белых одеждах. Они выныривают из дыма, пытаются наносить удары, но слуга силён и ловок. Продолжая держать Рейджа за запястье, правой рукой он выдергивает из ножен меч и бьет им подоспевшего инквизитора снизу-вверх. Затем ещё раз, точно по оголённой шее. Кулем оседает один из нападавших. Путнику кажется, что вот сейчас они выбегут из зала и скроются. Он помнит тайный ход под крепостной стеной. Нужно лишь добраться до нужной двери, и они спасены. Удар, ещё удар… Парируя выпады противников, воин крутится волчком, прижимая к себе мальчика, пытаясь защитить его, закрыть собой. Но вот он, вскрикнув, роняет меч и падает на каменный пол. В том месте, где теперь лежит бесчувственное тело, странный плотный дым расползается в стороны. – Милорд, здесь больше никого, – слышит Рейдж противный писклявый голос одного из нападавших, а затем дым исчезает… Тогда он не знал, что такое магия, не мог представить, что человек может наслать на город туман, сделать дождь ядовитым, а пожар незатухающим… Путник видит, как в его сон величественно-спокойно входит главный кошмар… Ему чуть больше пятидесяти, волосы, черные как воронье крыло, кое-где уже тронула седина, а глаза... в них колючий лёд. – Лорд Гартум, что с ними делать? Вошедший смотрит сначала на мальчика, затем на тело воина. – Этого, – он указывает на обездвиженного противника, – отрезать голову, а этого щенка – связать и в огонь! Отродье Фараннов! Рейдж пытается кричать, звать на помощь, но тщетно. Вопль его разносит по пустым залам замка насмешливое эхо, а двое инквизиторов тем временем волокут ребенка на улицу. Он видит небо… Низкое, пропитанное влагой невыплаканных дождей. Увязая в грязи, облачённые в тяжелые доспехи воины тащат извивающегося мальчугана через двор. Повсюду костры… Бродяга не помнит подробностей… Он терял сознание несколько раз, пока его тянули за руки на площадь. Сначала волнами накатывали отвращение и страх. Запах палёной плоти, обугленные тела, прикованные металлическими скобами к почерневшим от копоти столбам… Потом ему стало всё равно. Апатия захлестнула и утащила на самое дно подобно приливной волне. Рейдж и так наглотался мутного, зловонного ужаса больше, чем мог выдержать простой смертный. Но вот вновь грохочет голос Гартума: – Ведите его сюда. Рейджа волокут по площади, которую по приказу отца вымостили камнем в честь рождения первенца – в честь его рождения! Если взглянуть на площадь с вершины соколиной башни, можно увидеть, что она представляет собой большое полотно, на котором темным булыжником выложен силуэт расправившего крылья дракона, а светлым камнем – пепельно-серый фон. Путник запрокидывает голову… то ли во сне, то ли наяву. Перед ним мрачное небо, шпиль соколиной башни, из крошечных бойниц которой вырывается маслянистое пламя. Всё пропало: его дом, его родные и близкие, его детство. Башня, с которой юный Рейдж обозревал свои владения, объята пламенем. И лишь холодный, безразличный ветер смотрит сейчас с её вершины на площадь, посреди которой инквизиторы топчут грязными сапогами силуэт огромного черного дракона. Рейджа бросают к ногам высокого, крепкого бородача... Поразительно, он почти не помнит своё детство, начинает забывать маму, а этот бородач так и стоит перед глазами в белом, развивающемся плаще, поблескивающей кольчуге. Он – средоточие мощи и справедливости. Но почему тогда не спасает измученного мальца? – Меня зовут Арвик, – голос бородача мягкий и бархатистый. Рейдж с ужасом понимает, что перед ним самый страшный палач континента, искореняющий ереси по всей Восточной Империи. Он смотрит на Арвика, а тот внимательно глядит на юнца. – Хочешь что-то сказать? – наконец отводит взгляд палач. – Да! – в Рейдже кипит ненависть. Будь у него возможность вырваться, он вонзил бы в глотку инквизитору нож. У него есть нож… Отец подарил его сыну в День Пламени. – За что? – шипит мальчуган.
– Вы поклоняетесь огню! – слова Арвика звучат приговором. – Огню, но не драконам, – возражает Рейдж и глядит на палача, не пряча глаз. – А ты смелый юноша, – бородач наклоняется к ребёнку, обдав юного Фаранна удушливым сладковатым запахом. – А ты – грязный, вонючий выродок! Несколько мгновений над площадью как нож гильотины повисает звенящая тишина. Лицо Арвика искажает гримаса ярости. – Щенок! – кричит он и жестом приказывает отпустить ребёнка, – Слизняк! Я размозжу тебе череп! Колосс в белом замахивается, чтобы ударить юношу. На его запястье Рейдж успевает заметить шипастый обруч, одного касания которым будет достаточно, чтобы отправить Фаранна к праотцам. Мальчик пятится, стараясь уклониться от смертоносного удара, падает и рука Арвика проносится над его головой. Вложивший в удар всю силу, гигант не может удержаться на ногах и падает на камни. Во взгляде инквизитора кипит ярость. На четвереньках он поворачивается к Рейджу, рыча бросается к ребёнку, схватив того за горло. Огромная пятерня сжимается вокруг шеи Фаранна, хрустят хрящи гортани. В памяти путника запечатлеваются хохочущие воины Гартума, коих позабавило нелепое падение непобедимого Арвика. Но вот гомон толпы стихает – люди вокруг понимают, что инквизитор сдержит слово. А гигант не торопится. Стальными клешнями стискиваются на горле молодого огнепоклонника его руки. Медленно-медленно, смакуя момент казни, Арвик пережимает пальцами кадык Рейджа, из горла которого рвётся последний сдавленный хрип. Наследник древнего ордена умирает. Он видит небо – почерневшее от горя и маслянистого дыма костров, набухшее гнойниками грозовых туч. Где-то далеко, над горами виднеются первые сполохи зарождающейся грозы. Дождь смоет кровь с площади и улиц. Окропит холодными каплями опустевший замок. Ворвётся с порывом ветра в разграбленные кладовые. Инквизиция на Континенте никогда не была инквизицией. Под видом искоренения ересей всегда, сколько живёт Светлое Братство, шло разграбление непокорных сюзеренов. Десятилетия полыхали пожары ересей на западных рубежах королевства Охры, но ни разу за все эти годы туда не ступила нога инквизитора. Зато в богатые амбары Фараннов вломились в поисках ереси и лишнего овса. Они пришли уничтожить того, кто посмел ослушаться, кто не покорился, сохранив богатства и веру предков. – Остановись! Что ты делаешь?.. – долетает до теряющего сознание Рейджа хрипловатый голос. Это один из монахов-черноризцев тянет Арвика за плечо, пытаясь оттащить от умирающего ребёнка. – Ты же воин Зинча! Прекрати! Негоже тебе придаваться ярости! Арвик, сын Эллера! Рейдж чувствует, как ослабевает хватка и нависший над ним инквизитор отходит в сторону. Вместо него подле пытающегося отдышаться юнца появляется монах. Черная, как и ряса, борода, глаза навыкат, объёмистое брюхо и заросшее щетиной лицо – всё в этом странном монахе вызывает отвращение. – Как ты, сынок? – говорит он, шамкая губами, – Малец, ты в порядке?.. ...Путник а передёрнуло от отвращения. Он распахнул слепленные веки, уставился на черный купол небес, испещрённый веснушками звёзд, и тяжело задышал. Приснится же такое. С кряхтеньем поднявшись на ноги, бродяга отряхнул одежду, подобрался к затухающему костру и принялся подкидывать в него оставшийся валежник. Голодное пламя снова благодарно запрыгало по сухим ветвям. Потянуло дымком. Приятным, сладковатым. Так пахнет горящая степная трава или кусты, растущие на ломаных горных уступах. В День Пламени замок Фараннов всегда наполняли запахи благовоний и Редйдж с упоением вдыхал диковинные ароматы. От костра тянуло запахом дома. Он устало опустился на траву и снова попытался уснуть. Казалось, дремота окончательно сгинула, но это была лишь иллюзия. Стоило бродяге прикрыть веки, он вновь погрузился в зловонный омут воспоминаний. Вновь Фаранн видит насупившееся небо, готовое разразиться грозой, толстого монаха, слышит скрип колёс. Это жалобно пищат повозки, на которых инквизиторы будут вывозить награбленное из его фамильного замка. Вынесут кубки из солнечного металла, оружие, выбросят из окон их с отцом вещи. Где-нибудь в Харруфе будут потом обменивать украшения его матери на безродных рабов. Рейдж с воплем подскакивает на ноги, оттолкнув монаха, но, тут же, падает навзничь, опрокинутый ударом Арвика. – Зачем он тебе, старец? – хрипит инквизитор. Кажется, скажи сейчас монах «незачем» и колосс в белом размозжит мальчонке череп, как и собирался. – Воспитать из него послушника, – возражает черноризец. – Вот что, Арвик, я забираю его. Оставь мальца в покое! – А не слишком ли он шустр для тебя. – Справлюсь, – шипит монах. – Если вздумаешь продать сосунка на невольничьем рынке в Маххабе, выручку разделим пополам. – Я же сказал, он станет послушником. Рейдж видит, как смотрят друг на друга эти двое переполненных гнева мужчин. Один – обрюзгший, заросший щетиной черноризец, второй – статный воин в белом. Как свет и тьма, сошедшиеся в поединке. Но оружие в этом бою – не мечи, а взгляды. Невидимые клинки ярости перекрещиваются и собеседники напрягаются, будто готовые нанести невидимый, но смертоносный удар. – Уведи его прочь, – наконец восклицает Арвик, – иначе я прикончу щенка. Черноризец хватает Рейджа за одежду и поднимает на ноги. Монах оказывается на удивление сильным и ловким. Наверняка когда-то, в бытность рыцарем, толстяк был искусным воином. Ну да, ведь никто кроме него не посмел прервать смертоубийство, никто кроме него не остановил величайшего инквизитора, а простой монах прикрикнул и Арвик, скрипя зубами, подчинился. А значит, черноризец не так прост. – Идем, Кощей тебя забери! – рычит толстяк и тащит Рейджа через площадь. Мальчик бросает пустой, холодный взгляд на серые, покрытые копотью здания, на зубья стеклянных витражей, торчащие из распахнутых настежь окон. Это стекло отец привозил издалека, где в пещерах под Огненным вулканом мастера-стеклодувы во имя Пламени изготавливают диковинные изделия. Изготавливали... до тех пор, пока в мастерские гильдии стеклодувов не вломились облаченные в серое инквизиторы. Это случилось тридцать восходов назад, и вот теперь в пламени бессмысленной бойни сгорает его мир. Грязные стены, грязное небо, грязная площадь и на ней – грязные животные, не достойные называться людьми. Широкоплечий защитник замка стоит посреди площади на коленях. За плечи его придерживают двое солдат Гартума. Бедняга уже не вырывается. Встретившись взглядом с Рейджем, он отводит глаза. Но, о боги, какая в том взгляде безнадёжная жалость! И воину жаль не себя. О, нет, он уже приговорён к смерти и расстанется с жизнью через считанные минуты. Ему жаль юнца, коего уводят прочь. Жаль юного господина, для которого детство кончилось. Воин приподнимается, сбрасывая со своего плеча ладонь инквизитора но второй тут же бьёт тяжелым сапогом под рёбра, заставляя согнуться в три погибели. Арвик шагает к ним, вынимая из ножен широкий меч. Его белые одежды заляпаны грязью и кровью. Вот здоровяк нависает над огнепоклонником, и меч опускается на шею жертвы. С противным хрустом перерубаются шейные позвонки, катится, прыгая по камням, отрубленная голова, и карлик-инквизитор, смешно суча коротенькими ножками, бежит следом, пытаясь поймать ускользающий трофей. А голова всё скачет. Темные, спутанные волосы, распахнутые глаза. Рейдж знает этого воина. Знал... Теперь нет слово «знает». Отныне обо всём можно говорить как о безвозвратно утраченном. Он знал этого воина. Темноволосый красавец был без памяти влюблен в старшую сестру Рейджа. В замке уже готовились к свадьбе, когда в пустошах разразилась эпидемия. Страшная болезнь, от которой не было спасения. Боги забрали у Рейджа сестру, а у воина по имени Руф – возлюбленную. С тех пор солдат Пламени никогда не улыбался. Ни разу в его холодных, серых глазах не плясал живой огонёк. В последний раз оглянувшись на фамильный замок, Рейдж дивится, как глаза погибшего защитника так неуловимо напоминают ему небо – такое же серое, мрачное, но так и не проронившее ни одной слезы. Он вспоминает отца. Где теперь Фаранн-старший? Что с ним стало? Быть может где-нибудь в переулке между одноэтажными домиками его обезглавленный труп свален в кучу рядом с десятками таких же... Но об этом он так никогда и не узнает. Через минуту ребёнка бросят на повозку рядом с зарёванной женщиной и лошади потянут скрипящую телегу прочь из замка. Ещё через несколько мгновений с треском раскусит огонь очередную ветку в дотлевающем костре и путник заворочается. А пока Рейдж обозревает окрестности. Из его глаз по грязным щекам текут струйки слёз. Женщина в разорванной одежде, громко рыдавшая с минуту назад, свернулась на повозке, прижав ладони к животу и замерла в таком положении. Вышагивающий рядом толстяк опускает свою ладонь на бедро молодой рабыни и через секунду рука его уже забирается под платье. Пленница лишь жалобно поскуливает.
– Не тронь её, – произносит Рейдж и монах с удивлением замирает. – Тоже хочешь, юнец? Прости, но монахам и послушникам нельзя, – он скалит свои кривые, желтые зубы, касаясь всхлипывающей пленницы. – Но ведь ты тоже монах! – Монах? – удивлённо восклицает толстяк. – Мальчик мой, я солдат древнего воинства, слуга Зинча и его величества лорда Гартума! – Но... твоя одежда, – шепчет Рейдж, на что черноризец разражается противным, хлюпающим хохотом. – Быть неприметным – вот что главное на войне. – На войне? – непонимающе спрашивает Фарран, на время позабыв про ярость. – На войне, мой мальчик. Она уже идёт. Повсюду еретики. Кругом разврат... Рука его выскальзывает из-под платья пленницы и толстяк улыбается. Стены фамильного замка всё дальше. Повозки вереницей тянутся в горы. Путник поёжился, вспоминая холодный липкий туман, окутывающий горные кряжи, черные пропасти, кажущиеся бездонными, острые зубья скал, вырастающих на пути. Несколько раз в тот злополучный день горная тропа, по которой инквизиторы решили провести повозки с награбленным, испуганно металась из стороны в сторону, когда из брюха горы прямо перед путниками начинали вздыматься острые как лезвие меча скальные образования. – Они ропщут, – вспомнился бродяге голос монаха. – Кто? – едва разлепив губы, произносит он хрипло, уже не различая. Явь ли это, или он опять погрузился в забытье. – Воины. Утверждают, что напрасно мы пошли этим путём. Дескать, в этих горах когда-то обитал сам Кощей. – Зачем вы говорите это ребёнку?! – возмущёно шепчет пленная женщина. Какое-то время проваливающийся в сон Рейдж слышит лишь скрип повозок, после чего вновь звучит голос монаха: – Наша пташка заговорила... – приторно-мягко сипит черноризец. – А ну, заткнись, тварь! Скажешь хоть слово, и я отдам тебя солдатам! Поняла! Рейдж слышит, как всхлипывает его защитница. Открывает глаза. Он видит небо. Темное, почти черное, еда различимое через молочно-белую пелену тумана. – Совсем как саван, – хихикает монах, заметив, что Фарран открыл глаза. – Из такого тумана в древние времена на путников бросались мертвецы и утаскивали в темные ущелья, чтобы там спокойно обглодать. – Мне не страшно, – раздраженно отвечает мальчик, – но я помолюсь хоть Кощею, если мертвецы утащат в темноту тебя. Рейдж садится на повозке, пожав под себя ноги и оглядывается. Туман и вправду столь плотный, что очертания поскрипывающих впереди повозок едва различимы. Справа по ходу движения инквизиторов – ровный, будто стёсанный кем-то специально, край обрыва. Слева – уходящая вертикально вверх сплошная скальная стена. – А ты храбрый мальчик, – уже без всякой насмешливости, говорит черноризец, – не боишься мертве... Закончить реплику он не успевает – где-то впереди, в тумане, звучит свирепый звериный рык, затем треск ломаемых досок, ржание испуганных лошадей. А потом – грохот камней, сыплющихся в черную пасть пропасти. – Вот и мертвецы, – зло бросает Рейдж. Он видит, как испуганно прижмется к повозке черноризец, как держащий поводья воин в кожаном нагруднике начинает опасливо озираться. – Останавливай!– срывающимся голосом визжит монах. Сейчас он стоит совсем близко к пропасти, между обрывом и повозкой с пленными. Нужно лишь изловчиться, поддеть толстяка за сандалии и наблюдать, как тьма глотает очередную жертву. Впереди, в белёсой мути, уже не слышно воплей и ржания лошадей. Там тихо. Гробовая тишина вместе с туманом ползёт над тропой, взбирается по уступам к вершине кощеевой горы. – Ты накликал на нас нежить! – взвивается монах, подбегает к повозке и кричит что-то на незнакомом языке держащему вожжи воину. Тот послушно соскакивает на камни, вынимает из ножен широкий меч и идёт в туман. Путник помнит, какие звуки долетели до его ушей. Несколько мгновений было слышно, как стучат о камни тяжелые сапоги инквизитора, потом раздался короткий вскрик и хруст ломающихся костей. Зазвенел упавший на тропу меч. – Вот видишь, – стараясь сохранять самообладание, произносит Фарран, глядя в округлившиеся от ужаса глаза пленителя, – теперь я молюсь Кощею. Черноризец бросается к мальчику, выуживая из складок бесформенного балахона короткий кинжал, но он уже не так ловок, как несколько часов тому назад. Опершись о повозку, Рейдж прижимает колени к груди и, резко разогнув ноги, бьёт своего противника ступнями в грудь. Тот роняет кинжал и падает вниз, во мрак. Такой же мрак окутывает все прочие воспоминания. Вот на тропе появляется огромный, черный пёс. Желтыми угольками светятся его маленькие глаза. С клыков на камни капает кровь. Но Рейдж не боится зверя, потому как точно знает, что тот не причинит вреда. Откуда знает? Почему чудовищный зверь не рычит, но лишь тоскливо глядит на юнца. Мальчик шагает навстречу. Медленно, осторожно. Хватается руками за густую черную шерсть животного, вскарабкивается на зверя верхом. Страха нет – он знает, что всё делает верно, что должен поступить именно так. Пёс бежит по тропе мимо повозок, с которых свешиваются изодранные тела, унося Фаррана всё выше в горы. Потом косматый зверь проворно прыгает с уступа на уступ и там, где могучая вершина Кощеевой горы упирается в небосвод, на небольшом плато, останавливается, тяжело дыша. Перед Рейджем вход в пещеру. С этого момента воспоминания вновь становятся чёткими и яркими. Вот навстречу мальчику выходит худощавый человек в серых одеждах и манит его внутрь пещеры. Рейдж, словно послушная кукла, подчиняется. Он замечает под плащом искусно сработанные арриганские доспехи. В ножнах – короткий меч с тяжелой, непропорционально массивной рукоятью. Вспоминаются рассказы отца о заморском оружии, которое выковывается лариканским народом в глубоких пещерах из самого прочного металла. – Здравствуй, мальчик, – повторяет своё приветствие незнакомец, не дождавшись ответа. Его длинные, тонкие пальцы, металлические браслеты, закрывающие руки от запястья и едва ли не до локтя, плащ странной расцветки – всё это кажется диковинным, но совершенно не пугает. Рейдж не боится странного незнакомца, его не занимает вопрос, что делает серый человек в этой глуши. Не страшит и пёс, низко пригнувший косматую голову и до сих пор скалящийся на паренька. Словно Рейджу сказали: «всё будет хорошо», убедили в этом… – Ваша собака… – растерянно лепечет юнец, – она привела меня сюда. – Это Зинч, – незнакомец широко улыбается. Теперь только Рейдж обращает внимание на внешность собеседника. Серый человек худощав, на лице явственно проступают острые скулы. Нос прям, а во впалых глазницах поблёскивает зелёный огонёк. Смотрит он прямо и уверенно. У незнакомца нет ни усов, ни бороды и поэтому Рейдж может созерцать широкую, благодушную улыбку. – Вы назвали собаку Его именем? – Рейдж опасливо оглядывается, то ли боясь божественной кары, то ли пытаясь понять, почему незнакомец столь безрассуден, что не боится всемогущего Зинча. – Это приятно – когда божество ест с твоих рук и выполняет команды. Ты умный мальчик и знаешь, кто такой Зинч. А известно ли тебе о мятежном боге, о Кощее?! – Да. Отец рассказывал мне, – лепечет паренёк. Собеседник глядит на него с неподдельным интересом, затем произносит: – Меня зовут Аллазар. Волею судьбы именно мне выпала честь охранять гробницу Кощея. Он обводит пещеру взглядом, давая понять, что именно в ней сокрыты мощи мятежного бога. – ...когда-то давно я был воином короля Эльтгарда... О, да, не удивляйся... С тех пор прошли века... Мы нашли эту гробницу совершенно случайно – я и мой сюзерен Фарран. Должно быть, это твой далёкий предок. Рейдж смотрит, слушает, иногда кивает. Он ловит каждое произнесённое Аллазаром слово. Нет ни страха, ни удивления. Теперь мальчику кажется, что всё именно так, как и должно быть... – Мы заключили договор... – собеседник замолкает, будто пытаясь подобрать верные слова, – с Ним... Мне была дарована великая сила хранителя гробницы, но вместе с тем я был лишен возможности покидать свой пост... – А мой предок? – спрашивает мальчик, – Что загадал Фарран? – Я имею власть лишь над теми, кто ступил на эту гору, – будто не слыша реплики юнца, продолжает серый человек, – охраняя подступы к покоям моего господина... Заперт навечно, но это лучше чем то, что сделал Фарран. И ведь я смеялся над желанием твоего пращура... – Что? Что он загадал? – нетерпеливо переспрашивает юноша. – Стать драконом! – на миг во взгляде собеседника вскипает неистовое пламя, – быть вольным, но заковать в кандалы покорности всех своих потомков. Твой дед, твой отец, ты сам, твои дети и внуки – все вы будете жить в окрестностях Кощеевой горы и охранять покой Хозяина... Он поступил подло и трусливо, ну да Зинч ему судья. Не повторяй его ошибки и не продешеви, заключая договор. – Какой договор? – непонимающе мотает головой Рейдж. Он начинает понемногу приходить в себя – возвращается ясность мыслей, холодными иглами пронзает плоть набирающий силу страх. – Иногда сюда забредали пастухи и отчаянные головорезы, инквизиторы и воины короны, – в своей обычной манере сообщает серый человек, – Но я ждал того, в чьих венах течёт кровь Фарранов. Тысячи раз загоралось Огнедышащее Светило, тысячи раз опускалась ночь и вот ты стоишь передо мной... Признаться, я был на грани отчаяния. – Что за договор? Аллазар глядит по сторонам, словно спрашивая разрешения у покоящегося поблизости Кощея, после чего произнёс: – Стать хранителем... вместо меня.
К тому моменту, когда эти слова прозвучали под сводами пещеры, Рейдж Фарран окончательно пришел в себя. Потом он часто прокручивал в голове этот странный диалог и неизменно подмечал, что долгое время находился под воздействием каких-то неведомых сил, не дававших страху взять верх. Вот он стоит в сырой, холодной пещере... За спиной слышен рык огромного черного пса, а впереди, не более чем в пяти метрах покачивается серый человек. – Я знаю, чего ты желаешь, – шепчет он, добродушно улыбаясь, – тебе нужна месть. Голова Алана Арвика, растерзанное тело лорда Гартума. Так? – Всё верно, – позабыв про страх, цедит сквозь зубы Рейдж. Он готов отдать свою никчёмную жизнь, лишь бы увидеть, как примут смерть эти двое. – Ты должен лишь заключить со мной договор… – кивает серый человек, – и получишь всё, о чем только можешь мечтать. Всё, что буде тебе необходимо для осуществления мести... – Дракон! Я согласен и прошу дать мне дракона! Я испепелю инквизиторов, всех до одного! – срывающимся голосом просит Рейдж и, спохватившись, добавляет, – Сколько у меня будет времени прежде, чем я должен буду стать хранителем? – Двадцать лет, – пожимает плечами Аллазар. – Так много? – Это ничто по сравнению с вечностью, которую ты проведёшь в этой пещере. – Это ничто по сравнению с жаждой мести, – в тон собеседнику отвечает паренёк и хранитель гробницы заходится в булькающем смехе. – Они разрушили твой дом, а ты разрушишь их дома. Они убили твоих родных – отплати тем же, – говорит он, отсмеявшись, – Да будет так! Кто посеет ветер, пожнет бурю. Кто окропил землю кровью, кровью умоется. Кто высек искру, да сгорит в пламени! Тихий и невыразительный голос собеседника переходит в рокот. Скулит и убегает вглубь пещеры испуганный пёс, а потом из тумана вырывается чудовищный рёв, от которого сердце Фаррана сжимается в комок. – Ты просил дракона? – громыхает Аллазар, – Владей! У тебя есть двадцать лет. Сон, явь, воспоминания далёкого детства – всё сейчас сплетено в единый клубок. Кто он – Рейдж Фарран или усталый путник, спящий подле затухшего костра? А может всё это лишь сон... Едва слышно доносится печальный скрип повозки, крик летящего в пропасть пленителя... Другая картина: его верный дракон, названный Мороком, летит к скальной гряде. Черное, жилистое тело пульсирует в такт взмахам крыльев. Он – стрела, ищущая цель. Идеальное орудие мести. Рейдж видит искаженное гримасой ужаса лицо Арвика, бегущих прочь воинов Гартума, а потом Морок выстреливает струёй огня. Пылает воздух, трещат и опадают пеплом нагруженные ворованным скарбом повозки, люди, мелкие придорожные кусты. Стекает в пропасть кипящий бурый поток, некогда бывший снегом и наледью. Это Морок карает убийц. Арвика он настиг через шесть лет после чудовищной бойни в фамильном замке, а вот Гартум ушел от наказания. Но зато четыре города, в которых ютились его воины, были сожжены. Победа оказалась сладка на вкус и пахла дымом... У Фаррана никогда не возникало сомнений, должен ли он выполнять свою часть уговора. Лишь в первые минуты после встречи с хранителем, он позволил себе усомниться в правильности сделанного выбора, но лишь в первые минуты. – А если я откажусь выполнять свою часть уговора? – летит из глубин памяти звонкий детский голос. – Не откажешься, – отвечает Аллазар, – Я вижу по глазам, что ты придёшь. Через двадцать лет, в этот же день, в этот же час. Если ты услышишь пёсий вой, значит я знаю о твоём визите – оставайся на месте и жди. Но ни в коем случае не опаздывай!.. «Не опаздывай!» – истерически вопит внутренний голос и Фарран открывает глаза. – Да пребудет с тобой Кощей! – спокойный, мягкий голос хранителя гробницы ничуть не изменился за два десятилетия. В порыве благоговейного трепета путник вскочил на ноги и тут же бросился ниц перед своим благодетелем. Аллазар был прежним. Лишь плащ на нём иной – потёртый, с чужого плеча, а вот взгляд и бледная кожа – как раньше... – Я здесь, – произнёс путник и упал на колени. – Я знал, что ты придешь, мой мальчик, – серый человек медленно подошел к измождённому бродяге, – Сколько же лет минула со дня нашей последней встречи? – Вечность... – О, да, мой мальчик, целая вечность... Ты готов? – Да, – Рейдж с щенячьей преданностью посмотрел в глаза своему наставнику, – я готов. – Но ведь лорд Гартум всё ещё жив... – Но ведь двадцать лет истекли, – с той же интонацией возразил Фарран. – Что ж... Я в тебе не ошибся, ученик. Двадцать лет ты дневал и ночевал в седле. Тысячи восходов встречал на спине дракона. Ты видел Добро и Зло без лживых масок. Ведь так? – Я видел хаос, смятение, злобу. Под знамёнами разных богов сражаются сотни тысяч воинов и гибнут в бесконечных войнах. – Верно, – Аллазар кивнул. – Людям нужно другое знамя, пред которым склонятся все... Поэтому тебе рано становиться хранителем, а мне – уходить на покой. Грядут перемены и твоя задача – нести хаос и боль тем, кто молился Милиаре, кто под знамёнами Зинча убивал, называя это справедливостью. Ты будешь жечь их города, чтобы люди поняли – Зинчу плевать на свою паству. А когда хаос окончательно поглотит все земли по эту сторону Клыков Тирры, настанет наше время. Готов ли ты к этому, ученик? Оторопевший от подобного, путник несколько секунд молча глядел в холодно поблёскивающие глаза Аллазара, потом разлепил пересохшие губы: – Я всё понял... Я сделаю. Хранитель гробницы кивнул и, не прощаясь, двинулся к вершине – он возвращался домой. Подхватив рюкзак, Рейдж несколько минут безучастно взирал на уходящего, после чего перешагнул через потухшее кострище и начал спускаться по крутой, едва различимой, тропке. – Ветер донёс до меня славную весть... – выкрикнул серый человек, когда Фарран шагнул на тропу. Путник замер, ожидая следующую реплику. – Народ Шанти окрестил тебя новым именем... Назови мне его... – Шеттак! – во всю мощь лёгких выкрикнул ученик, – Оседлавший пламя! Отзываясь на произнесённое имя, хмарые, дождливые тучи исторгли из своего чрева огромную чёрную тень. Сначала нечто бесформенное неслось к земли в свободном падении, затем расправило могуче крылья и взмыло ввысь... Рейдж Фарран взглянул на небо – серое и тоскливое, покорно лёгшее под крылья его дракона.
Читать не перечитать Отпишусь обязательно. Слова умеют плакать и смеяться, Приказывать, молить и заклинать, И, словно сердце, кровью обливаться, И равнодушным холодом дышать. Призывом стать, и отзывом, и зовом, Способно слово, изменяя лад. И продолжают, и клянутся словом, Напутствуют, и славят, и чертят.
Сообщение отредактировал Flyge - Субботтаж, 30.06.2012, 22:20
Flyge, интересны любые замечания, любые мысли. Заранее спасибо! На неделе ухожу в отпуск, так собираюсь всю критику по этому тексту собрать и довести его до ума.
Его путь лежал к вершине горы, называемой кощеевой и, каждый раз при мысли о возможной встрече с нечистью, бродягу сковывал страх.
Тут нужно либо в кавычки брать, либо писать с большой буквы - это же название.
Quote (TihonovBOSS)
Доев хлеб, путник отпил немного воды и принялся собирать траву и сухие сучья кустарника. Хлеба было мало и его хватило чтобы лишь немного придушить нараставший голод.
Тут повтор, который корявенько смотрится. А если во втором случае заменить слово на - "еды"? Красным - после выделенного нужно поставить запятую.
Quote (TihonovBOSS)
В радостном возбуждении человек вскочил на ноги, раскинув руки устремил свой взор к сокрытому туманом небу и закричал слова древней молитвы.
после выделенного нужно поставить запятаю, так как это деепричастный оборот.
Quote (TihonovBOSS)
Двое бегут к дверям зала, ещё один, с луком и полупустым колчаном, замер возле окна, то и дело нанизывая на упругую тетиву очередное смертоносное жало.
Я бы заменил выделенное слово. Вот его значение: НАНИЗЫВАТЬ, нанизать что, низать, вздевать на что, протыкая. Нанижи мелкую рыбу на кукан, а этого леща не нанизывай. Нанизала б ты грибки на нитку да высушила б их. Шашлык жарят, нанизывая его на спичку, -ся, быть низану; А тетиву натягивают и стрелу прикладывают к ней. Так что, на мой взляд, слово не подходит.
Quote (TihonovBOSS)
Потом… Что было потом? Во сне путник переворачивается на другой бок, спиной к затухающему костру. Сон его беспокоен, веки подрагивают, а лицо искажено гримасой ужаса. Он помнит, что было дальше…
Тут я бы всё написал в прошедшем времени, так как то, что происходит в реалии с ГГ вы уже начали описывать именно в прошедшем времени, а не в настоящем. Не стоит путать с этим. Вот сон да, он интересно смотрится во времени настоящем, что добавляет ему красочности. но действия Путника не должны совпадать с ним по времени.
Quote (TihonovBOSS)
– Этого, – он указывает на обездвиженного противника, – отрезать голову
этоМУ.
Начало интересно и увлекающее. Название гор "Кощеевы" и ещё упоминание этого былинного персонажа меня реально зацепило! Я очень люблю, когда касаются славянской мифологии, может потому, что раньше ей увлекался. Не знаю насколько она тут будет затронута, раз уж пошли инквизиторы в дело, но в любос лучае уже одно упоминание меня заинтриговало. Ну, и написание тоже неплохое и складное. Не знаю, что ещё можно сказать по самому началу, так что лучше пока промолчу - буду читать дальше...
Vaya con Dios _________________ Самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгновение перед самым впечатляющим триумфом. Но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!…
Продирался через спутанный кустарник, разрубая коротким мечом иссушенные ветви, прыгал через разломы в земной тверди, съезжал по осыпям в ложбины и снова карабкался вверх. Он видел небо – низкое, задумчиво глядящее на бродягу.
Если описаниями вы заставили читателя побывать на месте ГГ, то подчеркнутое резко разграничило героя и читателя. Это ИМХО, но я бы заменила на местоимение, а первое "он" - на союз и.
Quote (TihonovBOSS)
Бродяга внезапно понял, что идти дальше бессмысленно, ведь ноющие от усталости ноги не смогут преодолеть решающий отрезок пути. Уяснил, что не доберётся до заветной цели и зарыдал. Кусал обветренные губы, вдыхая полной грудью разряженный горный воздух и смотрел на гаснущее вечернее небо. Всё зря! Он пожертвовал всем, чтобы дойти до горной вершины и вот теперь лежит на мёрзлой земле, запрокинув голову, глядя на уходящие в туманную дымку уступы.
Я так и не поняла, что "всё зря"? Немного нелогично, ведь ГГ уяснил, что не доберется до заветной цели и зарыдал. Потом кусал губы - все показывает на его если не отчаянье, то волнение, разочарование. А вот дальше идет описание в позитиве: и дышать полной грудью и смотреть на небо. И как раз после такого более легкого, без отчаянья момента, говорится, что всё зря. У меня, как у читателя встает картинка, что зря смотрел на небо, так как именно с этим ассоциируется вывод. Всё и всем - это не просто повтор, это же ключевые слова, которые не стоит ставить в пределах одного абзаца, чтобы не обесценивать их смысл.
Quote (TihonovBOSS)
Небо с тоской глядело на путника – холодное, тусклое. День уходил прочь, оставляя обессилившего бродягу на растерзание холодной ночи. – Я должен, – выкрикнул человек срывающимся голосом и зашелся в кашле, – должен дойти!
Для меня это разные личности, так как путника показывают исключительно в пути, бродяга больше показывается с эмоциональной стороны, а человек - в разговоре. При этом: Путник - человек в пути, путешественник, странник Бродяга - Тот, кто не имеет своего дома, скитается без определенных занятий, любит путешествовать; проходимец, скиталец. Вы выбрали в синонимы слова с разными эмоциональными оттенками, вот почему у меня они не отождествляются.
Quote (TihonovBOSS)
Эхо заметалось над горной вершиной, теряясь в непроглядном тумане, ударяясь об отвесные скалы и плескаясь в студёных ключевых водах. Путник не мог точно сказать, сколько он пролежал на холодной земле, но когда в очередной раз разлепил воспалённые веки, неба видно не было – лишь плотный туман окутывал всё вокруг.
Понятно, что туман у вас в разных местах, но резануло
Quote (TihonovBOSS)
хлеб, хлебнёт
И вот это, пусть даже и не однокоренные, но фонически одинаковые
Quote (TihonovBOSS)
последний оставшийся хлеб. Запаниковал, струсил, но такое больше не повторится. Сейчас он съест хлеб, хлебнёт немного воды, затем разведёт костёр из растущей на склонах травы и сухого кустарника, склонившего чахлые ветви к бездне обрыва. И вот тогда, отдохнувший, сытый и согревшийся, продолжит своё восхождение. Успеет до рассвета. Непременно успеет. Не может быть, чтобы боги бросили своего верного раба на произвол судьбы. Доев хлеб, путник отпил немного воды и принялся собирать траву и сухие сучья кустарника. Хлеба было мало
Хлеба мало? По мне его много)) И еще один повтор, описательности он не добавляет
Quote (TihonovBOSS)
расчистил от камней уступ, на котором остановился и принялся рубить сухие ветви кустарника. Через четверть часа хвороста набралось достаточно для разведения костра и, разгоняя сгустившиеся сумерки, над скалистым уступом взвилось весёлое пламя. Путник блаженно растянулся подле костра и наблюдал теперь, как пляшут, поедая траву и ветви, сполохи пламени. Тепло костра и волшебные переливы огня действовали на человека столь умиротворяюще, что вскоре путника сморило
Повторы
Quote (TihonovBOSS)
разрубая нить воспоминаний, прогремел в голове бродяги голос отца. Он знал, что сейчас произойдёт, потому что это был не сон.
Кто? Если отец, то логика не нарушена. Если бродяга, то местоимение больше относится к отцу.
Quote (TihonovBOSS)
Он видит небо… Низкое, пропитанное влагой невыплаканных дождей. Увязая в грязи, облачённые в тяжелые доспехи воины тащат извивающегося мальчугана через двор.
Вот еще что мелькнуло. точь-в-точь как первое предложение. Если бы было закольцовано, это одно, а тут... видно нравится "влага невыплаканных дождей"
Пока не поняла куда и для чего идет Рейдж. Воспоминания рисуют лишь откуда. Хотя если это большая вещь, то сразу все в лоб, наверное, не стоит. По стилю написания для меня суховат, из-за множества слов с канцелярской окраской. Но не стала их выделять, так как, чувствуется, что текст правился, и ими заменены паразиты и другие неуместности. Но если автор захочет, то всегда пожалуйста) За критикой, пишите в ЛС
Не осилил до конца... То что прочитал, показалось довольно интересным, но почему то нежелание продолжать из-за стиля повествования оказалось сильнее... Часть, написанная в настоящем времени лично меня заставляет перечитывать многочисленные предложения... Как бы это сказать...немного ломает читательский слог...если можно так выразиться..надеюсь ты понял о чем я
Vaya con Dios _________________ Самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгновение перед самым впечатляющим триумфом. Но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!…
относительно быстро) Но сначала ознакамливаюсь со всеми интересующими текстами, а потом уже возвращаюсь и пишу впечатление)
То есть вы всё это прочитали когда-то раньше?)
Vaya con Dios _________________ Самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгновение перед самым впечатляющим триумфом. Но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!…
А то как выложу свое графоманство и буду потом краснеть))))
Я же не краснею от своего
Vaya con Dios _________________ Самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгновение перед самым впечатляющим триумфом. Но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!…
Благодарю за замечания Думаю. в августе удастся выкроить вечерок-другой на исправление. А пока т.н. "прода", то бишь продолжение:
Ссылка запрещена Уже известный нам товарищ по фамилии Фарран сжигает замки, мстит, но... получает ранение и вынужден искать помощи.
Ссылка запрещена Совершенно новый персонаж, которому суждено стать в дальнейшем одним из двух протагонистов. И "война богов" объясняется в этом эпизоде с неожиданной (я надеюсь) стороны.
Сообщение отредактировал trikato_45 - Четвержище, 26.07.2012, 20:00
Vaya con Dios _________________ Самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгновение перед самым впечатляющим триумфом. Но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!…
«…ветер тушит свечу и раздувает костёр» Франсуа Ларошфуко
Иллер был одним из немногих, кому удалось получить разрешение на использование магии. В последние годы с этим было особенно строго – Светлые следили, чтобы горожане не использовали заклятья. Бывали случаи, когда инквизиторы вытаскивали магов на центральную площадь, избивали тех до полусмерти, а потом сжигали заживо. На это сбегались посмотреть многие. Иллер не был исключением. С любопытством и страхом глядел он, как седовласый маг в белых одеждах ловко взмахивает рукой, и связанные пленники, вскрикнув, замирают, объятые пламенем. Его собственных познаний в древнем искусстве хватало лишь на то, чтобы развести огонь в очаге, да ещё смешать ингредиенты для целебного снадобья. О большем городской врачеватель и помыслить боялся. Он, конечно же, слышал легенды о кровавых войнах прошлого, когда один умелый маг мог переломить ход сражения, испепеляя сотни воинов разом. Быть может, в легенде не было ни толики правдивости, а может за столетие, прошедшее с окончания последней войны, люди окончательно забыли древнее и опасное искусство. Адепты Ордена умело вытравили из народной памяти крупицы этого знания. Сожгли книги, убили отступников, не желавших смириться с запретом магии. Конечно, таких всегда оказывалось очень много. Не давали спокойно спать лавры великого короля Эльтгарда, века назад объединившего под своей властью весь Континент благодаря придворным магам и мечам верных дружинников. Но подобные смельчаки-авантюристы редко забредали в этакую глухомань и каждый раз их ждал один исход – костёр на площади. Получить разрешение на магические ритуалы в Олькаре означало навсегда обеспечить себя работой и немалым доходом, ведь маг, пусть даже совершенно бесталанный, был в городе на вес желтого металла. Разрешения выдавались в основном приближенным сюзерена, иногда родственникам начальника городской стражи, и лишь в редчайших случаях простым горожанам. Врачеватель получил своё разрешение благодаря счастливой случайности и отныне каждые выходные приносил в древний храм жертвенных цыплят, подолгу молясь богам. В том, что без проведения тут не обошлось, поговаривали и менее удачливые соседи. Девять долгих лет Иллер жил впроголодь, но теперь, когда на его запястье начертана руна Зинча, счастливец может варить зелья и этим зарабатывать на жизнь. Его жены и дети всегда будут жить в достатке, а сам он станет важным человеком, которого будут называть «мудрым», как это принято у горских народов. А это высшая форма почтения. Старшая жена всегда говорила Иллеру, что однажды всё наладится, нужно лишь ждать и молить Зинча о поддержке. Мудрая женщина оказалась права. - Что там происходит? – послышался за спиной Иллера голос жены. Он стоял на небольшом балконе, нависающем над узкой улочкой, по которой бежали, поднимая клубы пыли, дети и взрослые. Все они выкрикивали имя мятежного бога, и врачеватель понял, что на площади опять устроили показательную казнь. - Что там? – недовольно повторила свой вопрос жена. Иллер подбоченился, взглянул на выжженный чуть выше запястья символ Светлых и бросил в душную комнату: - Молчать, женщина! Повторять свой вопрос или как-то мешать мужу супруга не стала. - Так-то лучше, - довольно буркнул себе под нос Иллер, - я теперь важный человек. Он вновь обратил взор на однотипные домишки, посмотрел на снующих людей и, подслеповато щурясь, попытался разглядеть в душном мареве, что происходит на площади. В былые времена, когда зрение его было острым как сталь шантийского клинка, врачеватель мог без труда разглядеть фигуры людей, столпившихся на площади. В просвет между домами та была неплохо видна. Сейчас же он мог различить лишь мешанину цветов: пёструю одежду торговцев и белые плащи Светлых. В стороне площади внезапно что-то громыхнуло, яркая вспышка ударила в глаза, и Иллер инстинктивно отшатнулся, уходя с балкона. - Кощей вас забери! Да что там происходит?.. - выпалил он, приходя в себя. Вновь взглянув на площадь, врачеватель заметил лишь клубы пыли, а мгновение спустя до его слуха долетел истошный вопль. Он выглянул на улицу и увидел, что по ней бегут люди в обгорелой одежде, измазанные в крови, испуганные. - Что случилось? – выкрикнул он, но никто, казалось, не обращал на него внимания. На площади что-то произошло. Что-то страшное, чего раньше ему видеть не приходилось. Недолго думая, Иллер схватил свой плащ, взял посох и направился к выходу. Он был одним из немногих в Ольккаре врачевателей и прийти на помощь раненым означало стать героем, зарекомендовать себя как лучшего в своём деле. Сбежав по каменным ступеням на первый этаж, едва не запнувшись о лежащего подле дверей пса, Иллер распахнул створки и… Сильный удар в грудь сбил врачевателя с ног. Он отлетел к противоположной стене и замер, скрючившись от пронзившей тело боли. На грани слышимости он уловил гавканье пса, затем тот начал испуганно скулить и вскоре смолк. А мир перед глазами всё плыл, кружился в бешеном танце горских женщин. Боль была такой, словно в грудь врачевателю ткнули остро отточенным клинком, а затем провернули лезвие в ране, ломая рёбра. Но не было никакого клинка. Вспотевшими руками Иллер шарил по ткани плаща, но ни единого надреза не было. Потом внезапно боль ушла сама-собой, и взгляд врачевателя сфокусировался на обидчике. Это оказался высокий, длинноволосый человек: серые, внимательные глаза, прямой нос, чуть полноватые губы и квадратный, будто его балкон, подбородок. Длинные волосы были перехвачены куском бечёвки. - Ты лекарь? – безразличным тоном поинтересовался незнакомец. - Я… я… - слова давались Иллеру с трудом – столь сильным был удар, нанесённый странным визитёром. Он сплюнул на пол, затем глубоко вздохнул и сказал: - Да. Я - врачеватель! По какому праву ты вломился в мой?.. - В твой дом...– сухо отчеканил незнакомец. – Мне нужен лекарь. Врачеватель, по-вашему. - Ты вломился!.. – начал было рассвирепевший Иллер, но вдруг осекся, глядя на съежившегося в углу пса. Огромный, мускулистый шантийский зверь жалобно поскуливал, не смея смотреть визитёру в глаза. От увиденного и у врачевателя пропало всякое желание спорить с собеседником. - Лекарь! – рявкнул тот и шагнул вперёд, шлёпая по каменному полу странного вида лёгкими сапогами. Да и прочие элементы его одежды вызывали недоумение – кожаные штаны с широким ремнём, на котором болтался короткий кинжал, странного вида кольчужная рубаха узорного плетения и плащ цвета драконьей мочи. Последнее сравнение, пришедшее на ум как-то сам-собой, позабавило Иллера и страх перед визитёром слегка поубавился. - Кому нужна помощь? – выпрямившись во весь рост, спросил врачеватель, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более твёрдо. - Дракону, - всё так же коротко и лаконично ответил незнакомец. Иллер понял, что тот не шутит. Дракон… настоящий дракон!.. Врачевателю ни разу в жизни не доводилось видеть этих чешуйчатых бестий. Он лишь слышал о них из рассказов деда, которому довелось побывать у подножия Клыков Тирры и лично лицезреть гигантских рептилий. Но с тех времён прошло уже множество лет – циклов, как говаривали горцы, и ходили слухи, что Светлые, при помощи небезызвестного Шеттака, извели всех драконов на Континенте. - Будь я проклят… - выпали он и тут же отшатнулся вновь от холодной реплики собеседника. - Не бросайся таким словами. Важный человек, обладатель разрешения на магические ритуалы, кивнул. - Сбирайся, ты пойдешь со мной, - бросил через плечо визитёр, развернувшись к двери. Иллер и не подумал возражать – поднял с пола оброненный посох с рубиновым навершием, взял свою сумку и вышел следом за визитёром. Толпа, словно приливная волна, захлестнула врачевателя, как только он вышел из дома и поволокла прочь, но в последний момент высокий незнакомец ловко схватил того за отвороты плаща и вытолкал в один из переулков. - А что случилось на площади? – спросил на бегу Иллер, едва поспевая за длинноногим спутником. Сам врачеватель был на две головы ниже своего провожатого и гораздо полнее. Он задыхался, хватая ртом горячий воздух. На зубах скрипела пыль, поднятая в воздух сотнями ног. Незнакомец не посчитал нужным отвечать на вопрос. Он быстро и уверенно шел через переулки, сворачивал во дворы, словно знал этот город как собственный меч. - На площади… - вновь попытался заговорить задыхающийся от быстрой ходьбы Иллер, когда свернув в очередной раз следом за провожатым, понял что идут они вовсе не к месту недавней вспышки, а к бедняцким кварталам города. - Магия вечности. - Что? – оторопевший от такого ответа, врачеватель замер как вкопанный, - вы шутите! Неразговорчивый гигант резко обернулся к нему, недовольно скривился, и махнул рукой, дескать, пора продолжать путь. А Иллер и не возражал. В глубине души зрело удивление, почему он так легко согласился идти неизвестно с кем неизвестно куда. Откуда взялась эта рабская покорность? Ведь если он сейчас остановится или побежит прочь, длинноногий не догонит его. Выверни Иллер на широкую улицу, он может смешаться с толпой в считанные мгновения, и беглеца уже не удастся отыскать. Почему же тогда он послушно следует за своим обидчиком? Помогать дракону? Но драконы – это хищники, которых, согласно указу магистра Ордена, следует немедля уничтожать при обнаружении. Смерть – вот что грозит тому, кто, прознав о драконе, не сообщит об этом властям. Смерть! А лечить этакое чудище – это значит подписать смертный приговор себе, обеим женам и всем семерым детям. Нужно было остановиться, сказать себе «стоп», но тело уже не слушалось, покорно вышагивая следом за долговязым человеком в буром плаще.
Сообщение отредактировал TihonovBOSS - Пятнашка, 27.07.2012, 09:14
«Он сказал, что на площади была использована магия вечности, - услужливо ввинтилась в разум новая мысль. - Но ведь магия вечности - это сильнейшие заклятья. Те самые, которыми века тому назад уничтожались целые армии. Последний носитель таких заклятий был убит тогда же, а последователей не оказалось. Откуда эта страшная магия? Кто этот странный человек в плаще? Откуда дракон?» - Остановись, - внезапно прошипел долговязый и врачеватель остановился, ткнувшись лицом в плечо конвоира. Теперь он уже не сомневался, что человек в плаще не лгал ни о драконе, ни о запретной магии. Чёткое осознание этого пугающего факта поселилось в мозгу Иллера. Надо было бежать прочь, но когда прозвучал приказ остановиться, лекарь замер как вкопанный, не смея ослушаться. А это могло значить лишь одно – долговязый подчинил себе волю Иллера, заставил того идти в указанном направлении. Но за такие заклятья полагается сожжение на костре! Любое воздействие на волю человека без ведома Ордена – это чудовищное преступление... Да что там «преступление» - это вызов всему Ордену и самому лорду Гартуму. Врачеватель беззвучно выругался, представив, в какую кошмарную историю умудрился вляпаться: сильный маг без разрешения, дракон, магия вечности... Насмешка богов над зазнавшимся магом, не иначе! Всё перепуталось в голове у Иллера, и когда спутник распахнул двери одного из домов, потянув за собой испуганного врачевателя, он лишь слабо пискнул, не в силах противиться чужой воле. Дом был одноэтажным, склоченным из досок и снаружи обмазанным глиной. Местами глиняный слой совсем истончился, и в просветы можно было видеть проворные лучи Огнедышащего светила, проникающе в помещение словно бы сквозь неплотно прикрытые веки. - Закрывай за собой дверь! – послышалось из глубины комнаты, и створки сами собой захлопнулись. Только теперь, когда в комнате стало почти совсем темно, Иллер понял что никакой это не дом, а скорее лавка торговца. Пахло пряностями, свежими фруктами, но всё это соседствовало с холодом и чуждостью. Дом был необитаем, бездушен как и все торговые лавки. Иллер был довольно слабым магом, но и ему оказалось под силу почувствовать чудовищную энергетику неизвестного. - Кого ты привел? – вновь заговорил сокрытый тьмой человек. Его голос показался Иллеру гораздо боле приветливым, чем голос конвоира. Тон был спокойным, лишённым бессмысленной жесткости, в нем чувствовались тоска и опустошающая усталость. Принадлежал голос мужчине лет сорока. Иллер даже мысленно представил себе обитателя торговой лавки: невысокий, худощавый, с карими глазами. Почему-то он решил, что у этого человека зрачки не такие холодные, как у давешнего знакомца. Но вот энергия... Это не была ни злобная чёрная магия, ни привычные заклятья, коими пользовались адепты Ордена, а нечто совершенно иное. - Это лекарь,– лязгнул за спиной бас конвоира. - Прекрасно… Пусть подойдет. - Подойди, - незнакомец толкнул Иллера в спину и врачеватель медленно, чтобы ни за что не задеть, пошел вперёд. - Стой, где стоишь, - приказал невидимый хозяин. – Сядь. Врачеватель послушно опустился на колени, а затем, кряхтя, уселся на пол. Иллер отметил про себя, что он отчетливо чувствует под собой плотную циновку, а это могло значить лишь одно – тело вновь подвластно ему. Приказ хозяина он выполнял добровольно – слишком уж спокойным был у того тон, но никак не по принуждению. Это значило, что магический поводок странные люди ослабили. - Прошу меня извинить, мудрый, - заговорил хозяин. Слова его бальзамом пролились на исколотую тревогами душу врачевателя. Лекарю подумалось, что человек, назвавший его «мудрым» уж точно не причинит никакого вреда. - …мой дракон болен… Его ранили псы, называющие себя рыцарями света. Мне нужно, чтобы ты излечил его раны. - Я никогда не лечил драко… - Я знаю, - успокаивающе прошептал хозяин, - но у тебя нет выбора. - Убьете меня, если я откажусь? - Не только тебя. Мы уничтожим весь город. Войдем в каждый дом и убьем каждого, кого увидим. Спокойствие, с которым незнакомец говорил о столь страшных вещах, показалось Иллеру гораздо более пугающим, чем хриплое рычание недавнего конвоира. - Так это вы… там, на площади – это вы сделали! - Верно... Просто сделай то, о чем я тебя прошу… излечи дракона, и я уйду… - А почему вы сами не вылечите своего крылатого слугу. Раз знаете заклятья вечности? - Морок…- голос собеседника стал жестче, - мне не слуга… он друг. Единственный и самый верный. Моё дитя, но ни слуга! Он на какое-то время замолчал, сообразив, что выдал врачевателю имя своего дракона, но бедняга Иллер то ли не расслышал это, то ли не придал значения. А вот если бы он расслышал, если бы вспомнил легенды о чудовищном драконе Мороке, то понял бы, что невольно был посвящен в страшную тайну и с этого момента жизнь его не стоит и желтой монеты. - Ты вылечишь его? Да, или нет?! Говори сейчас! - А у меня есть выбор? – помрачнев, спросил Иллер. Его глаза постепенно начинали привыкать к темноте, и он уже видел чёрный человеческий силуэт на фоне испещрённой прорехами стены. Казалось, ещё мгновение, и удастся различить черты лица незнакомца, а по лицу несложно догадаться, как настроен собеседник, лжет ли он, или же вправду сумеет сжечь город… «Стоп! – рявкнул внутренний голос, - у него есть дракон! Сильный маг в услужении и знание магии вечности. Он не может лгать в таких вопросах!». - Выбор есть: умереть или спасти себя и город. Отвечай сейчас, я не стану ждать – мой дракон может умереть в любой момент. Иллер сглотнул и выпалил на выдохе: - Сделаю. - Мой человек отведёт тебя, – в противоположном углу послышалось шуршание, силуэт дёрнулся и резко сместился вправо, – иди!
Сообщение отредактировал TihonovBOSS - Пятнашка, 27.07.2012, 09:14
Морок умирал и Шеттак знал это. Слышал близкий финал в тяжелом дыхании, видел смерть в водянистых желтых глазах огромной рептилии. Единственный друг, ставший защитой и опорой в трудный час, мог погибнуть в любую минуту, а вместе с ним и сам Оседлавший Пламя. Десять циклов тому назад он провёл древний ритуал Вечности, навсегда связав себя и своего дракона. Две души и два тело были спаяны воедино сильнейшей магией. Отныне жизни дракона и человека были взаимосвязаны. Они чувствовали друг друга на расстоянии, словно были частями одного организма, могли понимать друг друга без слов, но взамен получали одну на двоих жизнь, а в случае неудачи – смерть. Каждый из них с момента завершения ритуала жил столько, сколько жил другой. Драконы живут долго. Очень долго, поэтому при удачном исходе Шеттак получал возможность прожить столько же лет, сколько и его дракон. Три сотни лет. Но была и другая сторона ритуала, своё коварство, изначально заложенное в чудовищную, запредельную магию – если умирал один из связанных заклятьем, то погибал и второй. Поэтому сейчас, пока Морок с ядовитыми стрелами в крыльях хрипел, агонизируя, под сенью леса, по другую сторону городской стены умирал его наездник, его хозяин и друг – Шеттак. Судьба сыграла злую шутку. А может он сам загнал сея в ловушку?.. Умея колдовать, зная добрую треть заклятий вечности, Оседлавший Пламя не мог излечить Морока, ведь сам был частью его. Вытягивая силы из себя, обращая их в энергию заклятья, тем самым Шеттак ослаблял раненого дракона. Помочь мог только лекарь. Собрав в кулак последние силы, он произнёс заклятье поиска и нашел человек с нужным рунным символом на запястье. Верный слуга Рах отыскал и привел в убежище лекаря, и теперь у него появился шанс. Как только двери за врачевателем захлопнулись, обессиленной Шеттак покачнулся и рухнул на циновки. Изо рта и носа у него текла кровь, голова кружилась, а ноги и руки конвульсивно подрагивали. Оседлавший Пламя знал, что это значит – Мороку стало хуже... Стиснув зубы, наездник дракона перевернулся на спину, глубоко и часто задышал, поминутно сплёвывая кровь. Пот ручьями катился со лба. Его начинало знобить. Являлось ли это признаком начала лечения, или же такова была агония дракона, Шеттак не знал. Впрочем, такое неведение было для него сейчас многим лучше определённости. Оседлавший Пламя пытался понять, что происходит и эти упрямые мысли не давали погрузиться в пучину беспамятства. Спазматически скученные пальцы теребили фамильный амулет с вписанным в круг силуэтом дракона, губы шептали защитные заклятья, но те снимали боль лишь на несколько мгновений, а потом всепоглощающая чернота захлёстывала вновь. Шеттак в бреду метался по полу. Мелькали пред его мысленным взором картины из прошлого: фамильный замок, сожженный и разграбленный инквизиторами, недавняя встреча в пустошах с лордом Элиотом и последний бой, который они с Мроком приняли против воинов Арвика. Шеттак ушел от боли. Нырнул в глубины памяти и услышал… То был не крик ящера, но вопль смертельно раненого человека. Полный боли и отчаянья крик. Обращенный к клубящимся облакам. Первая стрела, выпущенная воинами Ордена, пробила дракону крыло и огромный змей, извиваясь в воздухе, начал стремительно терять высоту. Когда до земли оставалось не больше десятка метров, ящер пересилил боль и ужас, взмахнул крыльями и рванулся вверх, где лучники не смогли бы его дстать. В этот момент с хищным свистом из тумана вынырнула вторая стрела. Оседлавши Пламя, сидящий на спине дракона, выгнулся, захрипел, когда острый наконечник вонзился в драконью плоть. - Лети, - прошептал Шеттак, - прочь отсюда, мой мальчик... Он прекрасно понимал, что для Морока всё кончено. Древко стрелы, проделавшей в крыле рептилии отверстие в палец толщиной, было исписано руническими письменами. Древняя магия, заключенная в рунах тянула из раненого создания жизненную силу, и ослабевавший дракон вновь начинал заваливаться на крыло. - Морок! – во всю мощь лёгких гаркнул наездник, - лети! Но дракон уже не исполнял команд. Он конвульсивно дёрнулся, в последний раз попытался набрать высоту, а когда сделать это не удалось, сложил крылья и камнем рухнул вниз, на дорогу. Шеттак вспомнил боль. Он падал, запрокинув голову к небу, предательски бросившему оземь свое дитя. Слившись с крылатой рептилией, сложив две жизни воедино... А потом – колкая бездна. Он пережил эту боль за двоих: за себя и за верного дракона. - Поднимите его, - слышался откуда-то издалека резкий низкий голос. – Он хоть живой? - Да, магистр, он дышит. - Чудно… Так вот как он выглядит – знаменитый Шеттак, гроза драконов... А что там с его крылатой бестией? - Издохла бестия. Услышав о смерти Морока, Оседлавший Пламя дёрнулся, захрипел, чем вызвал приступ смеха у одного из воинов Ордена. - Ха! Смотрите, он ещё трепыхается! Великий воин... ну да, как же… Великий… Их ждали. Засаду устроили на одной из лесных дорог недалеко от города. Шеттак летел, чтобы забрать жизнь лорда Гартума, летел обезглавить бешеное воинство, называющее себя рыцарским братством. Долгие годы он охотился за палачами, убившими его родных и опустошившими фамильный замок Фарранов. Сначала был сожжен в своём поместье оруженосец Гартума, затем прочие командиры и вот сейчас, когда Шеттак мог разом обезглавить весь Орден, его вычислили. Быть может маги, служащие при дворе Гартума как-то прознали о его намерениях, а возможно Арвик оказался на редкость прозорлив... Или же виной всему почти что звериное чутье самого лорда? В чем не было равных Гартуму, так это в умении уходить от опасности. Глава Ордена, его основатель первый магистр мог, по слухам, чувствовать грозящую опасность. Дважды сжигал Шеттак укреплённые форпосты, где должен был находиться лорд, но тот успевал улизнуть в последний момент. Самый везучий а быть может и самый хитрый человек в Империи. А ещё самый влиятельный, после, разве что, супруги Императора. Нынешний властитель континентальной Империи, объединяющей десятки разрозненных графств, княжеств и королевств, хоть и был мудрым, властным правителем, но истинная власть в Империи всегда была у советников – умной и властной жены по имени Алира и лорда Гартума. Когда твоё государство состоит из разрозненных осколков, каждый из которых норовит порезать, - рассудил Император, - нужно найти ту идею, которая сплотит всех, не взирая на вероисповедание, форму правления и магические способности. Такой идеей стала борьба с магией. Предшественникам не удалось сколь-нибудь далеко продвинуться в решении этого вопроса, а вот нынешний владыка, к его чести, за два года поставил на колени известнейших чернокнижников, создал при дворе совет магов, который возглавила Алира и наделил особыми полномочиями Гартума. Лорд в новой должности по сути стал управлять большей частью Империи. Ввел полнейший запрет на магию, даже самую безобидную, в тех районах, где колдовство было неотделимой частью культуры, а когда местные народы взбунтовались, жестоко подавил мятеж и сформировал Орден. Светлые отныне уничтожали любую ересь, давили в зародыше каждый назревающий мятеж, расправлялись с адептами чуждых религий. Кроме прочего, разрушая замки своевольных сюзеренов, Гартум получал желтый металл, меха, зерно, рабов для собственных замков. Именно он упросил императора разрешить узкому кругу адептов Ордена иметь собственных рабов. Дабы получить после очередного удачного набега землю и дармовую рабочую силу, Светлые теперь с щенячьей преданностью следовали каждому приказу своего владыки. По слухам, воинство Гартума стало главной силой не только в Империи, но и на всем Континенте и решись лорд свергнуть Императора или уничтожить подвластных Алире магов, это было бы сделано легко и незаметно. Имя Гартума стало символом власти в Империи...
Сообщение отредактировал TihonovBOSS - Пятнашка, 27.07.2012, 09:14
Все эти знания, теперь уже бессмысленные, жгли сознание Шеттака в то время, как воины Ордена обступали обездвиженного противника... - Гартума нет в городе, он прибудет сюда лишь завтра вечером, глупец! – звучал над ухом голос магистра... Вот так просто! Годы потратил Шеттак чтобы отомстить своим врагам, и за всё это время он ни разу не сумел нагнать главного виновника гибели близких. Он оказывался на шаг позади Гартума снова и снова... А теперь был впереди. Сумел добраться до очередного убежища Первого магистра раньше... - Заберите у него меч! – всё тот же противный голос... - А это что за побрякушка? Амулет? - Выброси! Он ему больше не понадобится... - Уже выбросил, магистр... - Чудно... Зафиксируйте его рунным заклятьем, чтобы и пикнуть не смог. - Да, магистр... Шуршание белых одежд, какие-то смазанные бело-чёрные блики перед глазами, боль... Лёжа в своём укрытии на циновках, выворачиваемый наизнанку чудовищной болью, Шеттак вспоминал события последних часов. Своё первое и единственное поражение... Тогда он так же пытался заглушить боль, уйти в воспоминания, в раздумья. Оседлавший Пламя тянул мысли одну за другой из клубка вечности и пытался пересилить чудовищные судороги и спазмы, в которых скрючивало его тело. Так же страдал в те минуты умирающий дракон. - Вы – Рейдж Фарран? – эта реплика, произнесённая одним из воинов, выдернула Шетака из раздумий. К этому моменту пленённого Фаррана везли в повозке, по обе стороны которой шествовали воины в белых одеждах и рыцари красном – личная стража Гартума. - Откуда ты знаешь это имя? – прохрипел наездник дракона, глядя на высокого воина в багровом плаще. - Вы наверняка не помните меня, - горячо зашептал тот, наклонившись почти к самому уху пленника. – Я жил в замке вашего отц,а когда тот ещё был цел. Мой старший брат был кузнецом. Знаете, была такая кузница с ржавым мечом, приколоченным к двери… Шеттак помнил кузницу. В детстве он играл там с дворовой ребятнёй, а однажды даже выкрал меч, за что отец впервые ударил наследника. Невдомёк было Рейджу, что ржавая железка приколочена к двери неспроста, что это боевой трофей, добытый его пращуром в одной из полулегендарных войн. - Я помню… - кивнул Фарран, с интересом разглядывая собеседника. Лошади лениво тащили повозку по пыльной дороге. Скрипели несмазанные колёса, слышалось перешептывание конвоиров. Постепенно шеренга воинов в белом отстала, и возле повозки осталось лишь двое в плащах. Собеседник Шеттака покосился на второго воина, который недовольно наблюдал за диалогом пленника и напарника, сидя на козлах. Но вскоре он передал поводья потомку кузнеца и пошел по другую сторону повозки, беззаботно насвистывая походную песню гвардейцев. Убедившись, что он увлечен разглядыванием окрестностей, Шеттак обратился к недавнему собеседнику: - Как ты узнал меня спустя столько лет? - Ваш медальон, милорд – робко произнёс охранник.- Когда его с вас сорвали, я сразу понял, кто вы. Потомок кузнеца был высок, - на голову выше Шеттака, - худощав, но в жилистом теле чувствовалась такая мощь, какой не было, должно быть, у самого Арвика. И всё же этот колосс сейчас почтительно раскланивался перед закованным в кандалы пленником, слово тот был его господином, а охранник – не более чем рабом. Шеттак молча кивнул и уставился на дорогу, по обочинам которой громоздились невысокие домишки. Конвой въезжал в город. - Я могу помочь вам бежать, – вновь зашептал охранник, - вы ведь мой господин, сын самого лорда Фаррана! Оседлавший Пламя молчал. Он смотрел то на дорогу, то на внезапно возникшего рядом спасителя. Шеттак не верил в совпадения. Случайно в незнакомом городе оказывается бывший подданный, который решает спасти своего господина. Слишком всё гладко, слишком всё правильно… Быть может, воина подослали, чтобы выведать у Шеттака нечто важное прежде, чем отправить врага Империи на костёр? Это был самый правдоподобный вариант. - Когда сожгли замок, каким обозом уехал Гартум?! – неожиданно для охранника спросил Шеттак. - Вторым… - так же быстро ответил воин, - Сначала они оправили вас и ещё нескольких заложников в обозе с награбленным, потом основную массу захваченных людей…в рабство и в услужение. И Гартум поехал с нами. «Верно, - подумал про себя Шеттак. – Так всё и было». Сначала ушел через горы небольшой караван с награбленным, в котором помимо Рейджа Фаррана практически не было заложников и адептов Ордена. Следующим обозом должен был отправиться восвояси всесильный лорд с живим товаром – рабами. - Значит, ты попал в услужение к Ордену? - В послушники, - потомок кузнеца кивнул, - но потом меня взял к себе лорд Гартум. Я стал его слугой… а затем перешел в личную охрану. - Выходит, ты не из Ордена, а из личной охраны Гартума… - Да, я прибыл в город месте с лордом… «Значит, солгали и Гартум здесь» - просиял Шеттак, а вслух сказал: - И так запросто рассказываешь о нём первому встречному? - Но вы ведь не первый встречный! - Резонно возразил охранник – Вы – мой хозяин, лорд Фарран. Потомок самого Фаррана, чей меч висит на дверях кузницы… Всё это воин говорил торжественно, с придыханием, словно жил только ради этого момента. - Как тебя зовут? - Рах. Господин, меня так назвал ваш отец. Он сказал, что так звали… - Великого воина древности, - закончил фразу Шеттак, - отец в детстве рассказывал мне об это воине… Он снова замолчал, обдумывая услышанное. Быть может, и впрямь нашлась добрая душа – человек, готовый помочь? Не может ведь так проворно врать этот странный воин… - Милорд, - прервал размышления Шеттака голос Раха, - нужно торопиться. Сейчас вы ещё сможете сбежать, пока повозка едет по окраине. Бегите в лес, а я смогу… - Нет! – отрицательно мотнул головой пленник, - если они хотят меня сжечь, пусть попробуют… я приму бой. - Это безумие! – зашипел ему на ухо воин, - Там двадцать воинов Ордена и насколько магов. Вы не сможете. Во имя пламени, одумайтесь! - Во имя пламени… - зажмурившись, повторил реплику собеседника Шеттак… - Давно я не слышал этих слов… с детства… Ты и правда хочешь мне помочь, Рах? - Конечно, милорд! Это мой долг – заверил охранник. - Тогда слушай меня внимательно и делай всё, что я тебе скажу... – Шеттак замолчал, дожидаясь, пока второй охранник, обернувшийся на голос, потеряет к нему интерес, затем продолжил: - Мне нужен лекарь. Отвлеки своего друга, - Оседлавший Пламя кивнул на второго охранника – пока я произношу заклятье поиска. Когда приедем на площадь, ты пойдешь искать его… лекаря… - На вас рунные кандалы. Н получится колдовать. - Не беда, - Шеттак улыбнулся, - Магии вечности нипочём рунные засовы. - А что я скажу лекарю? - Что он нужен для дракона, – раздраженно произнёс Фарран. - Но дракон мёртв! - Он жив. Поверь мне, он жив… пока жив я. Не задавай лишних вопросов! Просто сделай, что я прошу… во имя пламени. Рах послушно кивнул, обогнул повозку и, хлопнув по плечу весело насвистывающего напарника, о чем-то заговорил с ним. Пока воины в красных плащах переговаривались и смеялись, Оседлавший Пламя шептал древние заклятья. Выжженный на запястье лекаря знак был маяком, к которому стремился повзрослевший Рейдж Фарран. План родился сам собой, когда Шеттак решил довериться долговязому воину. Его – наездника дракона хотят сжечь на костре прилюдно, собрав на площади всех жителей. Показать, что в канун визита лорда Гартума ведётся активная борьба с ересью. Учитель Аллазар, даровавший Шеттаку послушного дракона, обучил Рейджа множеству заклятий, в том числе нескольким, названым им «заклятьями для избранных». Аллазар уверял, что в древности лишь сильнейшие маги умели использовать магию Вечности – непонятную, пугающую, порой уродующую рассудок заклинателей, но самую разрушительную. На одно из таких заклятий силы должно хватить. Когда еретика возведут на эшафот, тот прошепчет всего одну фразу и волна губительно энергии убьет всё живое в округе, испепелит воинов Ордена, разорвёт на куски зевак, обратит в камень магов… Это будет страшно... для самого Шеттка, ведь природу магии вечности наездник дракона так и не сумел познать до конца, но он сделает это. Затем спрячется в одном из домов, пока во всеобщей суете верный слуга будет вести к укрытию Фаррана лекаря. Тот наверняка сможет излечить умирающего Морока, а значит и Шеттака… Главное, успеть… Сейчас, лежа в пустой торговой лавке, скрюченный болью Шеттак прокручивал в голове все события дня: вот его выводят в центр площади, готовятся привязать к столбу, а в следующую секунду – вспышка. Обугленные тела, копоть. Запах крови и палёного мяса… Ещё мгновение, и Оседлавший Пламя на свободе. Вот он выдергивает из кармана мёртвого магистра свой амулет. Глаза Светлого распахнуты, устремлены к небу. В них застыло изумление… Фарран вспомнил, как минутой ранее магистр, наместник Ордена в этих Зинчем забытых землях, вопил, срывая голос: - Перед вами великий охотник на драконов Шеттак. Посмотрите. Как он жалок! Вот его истинное лицо! Под личиной храброго воина скрывался предатель, который сжигал наши города, убивал граждан Империи! Но воины лорда Гартума выследили и убили его дракона, а самого Шеттака пленили…
Сообщение отредактировал TihonovBOSS - Пятнашка, 27.07.2012, 09:14
Оседлавший Пламя захохотал, катаясь по циновке. Как же смешон и жалок был этот самодовольный, напыщенный болван! Он думал, что убил дракона и даже не стал проверять, дышит ли тот! А ещё он был уверен, что поймал Шеттака. О, нет! - Я сильнее! – зашипел Фарран и вдруг почувствовал, как по телу разливается приятное тепло, в горле перестаёт саднить, а боль постепенно проходит. - Лекарь, - восторженно произнёс он, глядя в темноту, - справился… Шеттак почувствовал, как за стенами города взмахнул крыльями Морок, как взревел, переминаясь на когтистых лапах. Как наливаются первобытной мощью его мышцы, бугрящиеся под чешуйчатым панцирем. Как лязгают челюсти и пляшет огонёк ярости во взгляде. «Как ты, мой мальчик?» - мысленно спросил измученный Фарран. Ответом ему была очередная волна тепла – Морок снова был здоров и готов к бою. Шеттак поднялся на ноги, проковылял к завешанному тряпьем окну, сдёрнул пыльный полог и в глаза ему острыми спицами ткнулись лучи Огнедышащего светила. Оно медленно клонилось к закату, пытаясь зацепиться за горизонт, но ночная чернота неумолимо наступала… - Спасибо тебе, Кощей, - впервые искренне воззвал Шеттак к мятежному богу, - Ты спас меня и моего дракона… Словно отзываясь на его мольбы, вдалеке послышались крики, треск пламени. Распахнулись двери и на Фаррана кинулся обезумивший от злости и ужаса лекарь. - Останови своего дракона! Останови! – завопил он, - ты обещал не трогать город! Оседлавший Пламя одарил собеседника тяжелым взглядом и прохрипел: - Я солгал. Он с удивлением наблюдал, как Иллер отступает, начиная шептать какие-то древние заклятья, а потом из ладоней слабого, как казалось Шеттаку, мага ударила волна огня. В последний момент наездник дракона парировал удар, отправив навстречу огненной струе заклятье смерти. Две энергетические волны столкнулись посреди полутёмной лавки, с оглушительным грохотом слились воедино и исчезли, словно их и не было. - Лжец! – вновь завопил лекарь, теперь уже окончательно ослабленный. Шеттак его не слушал. Он вытянул правую руку ладонью вперёд и обрушил на смешного толстяка чудовищный магический удар. Врачеватель охнул и повалился на устланный циновками пол. Несколько минут убийца смотрел на беспомощную жертву, размышляя, стоит ли добить обезумившего лекаря, но решил поберечь силы. Мыском сапога перевернул конвульсивно дергающегося Иллера на спину, взглянул в округлившиеся от ужаса глаза и презрительно бросил, направляясь к двери: - Кощей свидетель, ты слишком жалок, чтобы я тратил на тебя силы...
* * *
Рах ждал своего господина снаружи. Он понял всё без слов – хозяин зол и хочет крови. Что ж, его можно понять. Как верный воин Фарранов, дававший присягу у подножия соколиной башни, Рах понимал, что его удел – следовать за хозяином. Всё вернулось на круги своя... - Гартум, - бросил на ходу Оседлавший Пламя, - Гартум ещё в городе? - Не знаю, милорд, - пожал плечами здоровяк, - Наверняка он уехал прочь, как только вы спалили людей на площади. - Почему ты так решил? – будто совсем не слушая слугу, отрешенно спросил Шеттак. - Он - сильнейший маг Империи, а теперь выяснилось, что вы... ещё сильнее. - Что я... – закатил глаза Шеттак, - вот мой учитель Аллазар – великий маг, равных которому нет. Ему явно льстило, что слуга оценил так высоко заклятье вечности. Он-то наверняка знает, будучи гвардейцем Гартума, на что способен великий и ужасный лорд. А лорд, выходит, не так могущественен, как о нем говорят... - Выходит, я сильнее Гартума? И поэтому он сбежал из города? - Он хитер, - пожал плечами Рах. Слуга и господин шли теперь по обезлюдившим улицам городка навстречу задорно подмигивающего им пламени пожара. - Но труслив ли? – задумчиво изрёк Оседлавший Пламя. – Кто знает, вдруг он наконец-то решил встретиться со мной лицом к лицу и принять бой... - Сомневаюсь, - воин вновь покачал головой, - Лорд Гартум редко сам участвует в битвах. Только в исключительных случаях... - А во время разорения моего замка был именно такой случай? Рах остановился как вкопанный и с прищуром взглянул на господина. - А вы не в курсе? – спросил он, как-то сразу побледнев. - Не в курсе чего? - Ваш предок... - Рах сглотнул, - ваш пращур присягнул Кощею во времена великой войны и вашему отцу суждено было принять служение тьме. Поэтому лорд Гартум и все его маги в тот день были в замке... - Они думали, что адепты Кощея попросят отца помочь культу мятежного бога? - Не попросят, - осторожно поправил Рах, - а потребуют. И не адепты, а сам Кощей... Я многого не знаю, но есть какое-то пророчество, согласно которому род Фарранов призван воскресить Кощея и выступить на его стороне в грядущей войне. - Пророчества? – Шеттак втянул носом терпкий запах дыма – Морок резвился совсем рядом, - Сколько таких пророчеств видел Континент? Тысячи... О великих воинах, о мятежных богах. А про Кощея таких сказок сочинить могли сколько угодно. Почему Гартум так верит именно этому пророчеству? Он ведь величайший маг Империи. - Я не знаю, - виновато признался Рах, - Воинам такое знать не положено. Мне лишь известно, что предок Гартума тоже участвовал в той присяге тьме, как и ваш пращур... - Не велика разница, какому богу присягать, - зло бросил Шеттак, сворачивая на одну из узких улочек. - Не в той ситуации, когда эти боги будут воскрешены... Представьте себе, милорд, что Кощей воскреснет... Шеттак хмыкнул: - Я не верю в воскрешение богов... А вот в усиление культа – пожалуй. За двадцать лет мне удалось укрепить культ Кощея у народов Киа и Шанти, по ту стронут Клыков Тирры и у соляных озёр. Непокорных я устрашал, а верных делу Кощея возвеличивал. Если появится лидер, способный сплотить воинов Кощея... Мир вздрогнет. - Да, милорд, и не потребуется воскрешать самого Кощея. Его имя будет знаменем... Как, впрочем, и ваше. - Моё? – удивлённо поднял брови Шеттак. - Конечно... Вы, наверняка именно вы – тот лидер, которому суждено воскресить культ Кощея. Шеттак молча кивнул. Внезапно перед ним сложились воедино все осколки чудовищного пазла. План Аллазара больше не казался странным. Всё обрело смысл. Адепту Кощея был нужен не верный слуга, а мессия, способный в нужное время собрать воинство для будущей войны. Сильный, харизматичный, фанатично преданный и, в идеале, движимый местью. На мгновение подумалось, а ни Аллазар ли подстроил нападение на замок, но мысль была отброшена так же быстро, как и пришла. Аллазар ждал, что в определённый момент в пещеру к нему придёт человек из рода Фарранов. Отец, наверняка... Он будет верой и правдой служить культу, сможет сплотить соседей против почитателей Зинча. И ведь отец бы смог! Он был сильным и влиятельным! Шеттак не удивился бы, узнав, что все эти годы после присяги пращура род Фарранов под защитой кощеевых слуг. Но вот замок горит и вместо Фаррана-старшего приходит его сын, причем приходит раньше намеченного дня. Тогда Аллазар даёт юнцу то, чего тот страстно желает и отпускает до поры. Он знает, что парень вернётся, ведь присяга Кощею сродни приговору. И вот он – верный слуга Кощея и ученик Аллазара. А в будущем – вершитель человеческих судеб, лидер мятежной армии. - Ты готов пойти за мной под знамена Кощея? – спросил Оседлавший Пламя, когда слуга, заплутавший во дворах, нагнал своего господина. - Если вы уверены, что это верный путь, милорд, я пойду с вами хоть на край света. - Это единственный путь, выдохнул Шеттак и позвал, устремив взгляд в располосованное закатными бликами небо: - Морок! Лети ко мне!
Сообщение отредактировал TihonovBOSS - Пятнашка, 27.07.2012, 09:14
«Легенды часто разрушают те, кто докапывается до источников» Станислав Ежи Лец
Старейшина Хапп был зол. На протяжении пятидесяти солнц он собирал в предгорьях Клыков Тирры целебные травы в надежде продать их на Калханской ярмарке, но во время переправы через безымянную речушку повозка перевернулась, и часть товара промокла. За оставшиеся травы старейшине, вопреки ожиданиям, заплатили не больше трети их реальной стоимости. И вот в кошельке позвякивает огненный металл, в повозке позвякивают три выторгованных на ярмарке меча с руническими письменами, а в душе – тоска и обида на вес белый свет. - Не переживай, мудрый Хапп, - обернулся к старейшине возница – невысокий, лысоватый северянин, коего тот двести солнц тому назад выкупил у пустынных торговцев, - в предгорьях много лечебных трав. Соберёшь ещё... - Лечебная сила в них бывает раз в десять циклов, - возразил Хапп, с грустью глядя на проступающие из тумана горные кряжи. Две тощие лошади сейчас тянули повозку вдоль берега той самой реки, где недавно пропало столь много ценных трав. В поисках брода они проехали расстояние в десяток полётов стрелы, но грязно-бурые воды реки всё так же яростно грызлись, скользя меж берегов. Брода не было. Старейшина уже хотел-было приказать вознице перебираться на противоположный берег в том же месте, где и двумя сутками ранее, но северянин внезапно натянул поводья и лошади покорно замерли. - Что ещё? – недовольно буркнул Хапп. - Впереди, мудрый, там человек. Старейшина выглянул из-за плеча возницы. В сгущающихся сумерках на берегу маячила сутулая фигура. - Назовись! – гаркнул Хапп, поглаживая рукоять меча. Не раз на ночных дорогах ему встречались разбойничьи шайки и самым верным решением, окажись незнакомец лиходеем, старейшина считал схватку. Он никогда не пасовал перед трудностями, будь то кража скота или чудовищный мор, поразивший на исходе минувшего цикла половину жителей соседнего села. Не собирался он отступать и сейчас. Если охотник за чужими кошельками решил, что нашел легкую добычу, пусть отведает шантийской стали! Возница тоже напрягся, правой рукой крепко сжимая вожжи, а левой касаясь рукояти лёгкого меча, покоящегося в заплечных ножнах. - Назовись! – повторил Хапп с такой яростью, что даже северянин поёжился. Кряжистый силуэт качнулся в приветственном жесте и незнакомец произнёс: - Зовите меня Иваном, - он поднял руки, давая Хаппу убедиться, что оружия при себе не имеет и направился к мудрому. - Держи меч наготове, - предупредил возницу старейшина и, спрыгнув с жалобно скрипнувшей телеги, двинулся навстречу. Ночь была тихая и светлая, а над рекой поднимался густой туман, от которого исходило призрачное голубоватое свечение. Именно поэтому, приблизившись к незнакомцу, Хапп без труда разглядел не только его лицо, но и странный амулет, висящий на шее. - Кто бы ты ни был, – раздраженно бросил мудрый. – Отойди с дороги и не мешай нам! -Я и не собирался мешать, – назвавшийся Иваном путник виновато пожал плечами. - Кто ты и что здесь делаешь? Пока незнакомец пытался собраться с мыслями, старейшина с интересом разглядывал его диковинную одежду... Путник с ног до головы был закутан в плащ из плотной ткани, напоминающей драконью кожу, странного вида сапоги... и амулет – странный, продолговатый, испещрённый непонятными письменами. Хапп практически не имел магических способностей, поэтому не мог распознать, является ли амулет защитным, или же это не более чем побрякушка. - Я шел в ближайший город, - наконец изрёк Иван, - когда заметил разбойников... Он шагнул в сторону и Хапп увидел три тела, лежащие у самой воды. В бликующих отсветах тумана лица всех троих казались иссиня-белыми. - ...видимо, они решили, что я имею при себе много желтого металла, поэтому напали. А может ждали вас... Я и то расслышал ваши голоса за три полёта стрелы отсюда. - Как ты их убил? – настороженно спросил Хапп, но приближаться к мертвецам, пуская незнакомца к себе за спину, не торопился. Он прекрасно помнил подобную историю, приключившуюся с его предшественником – старейшиной Хомом, когда обоз мудрого Хома заманили в лес бандиты, переодетые в воинов Ордена. - Заклятье черного пламени, - небрежно пояснил Иван, указывая на покойников. - За-кля... – процедил сквозь зубы Хапп, - За-клятье? Ты вообще понимаешь, что натворил? Он напрочь позабыл об осторожности, бросился к телам оборванцев, обхватил руками голову одного из них и приподнял веки, взглянув в глаза мертвеца. Как он и ожидал, на месте оных оказались выжженные пустоты. - Идиот! – белый от ярости Хапп вскочил на ноги, подбежал к растерянному Ивану и попытался ухватить того за отворот плаща, но путник вовремя отшатнулся и старейшина едва не упал. - Что вы делаете?! – рявкнул новоявленный маг, когда Хапп в очередной раз бросился к нему. На этот раз церемониться человек в плаще не стал – он поймал выставленные вперёд руки старика, заломил их старейшине за спину и вкрадчиво произнёс на ухо Хаппу: - Что вы делаете, Кощей вас забери?! Пытаясь высвободиться из сильных рук Ивана, Хапп принялся кричать и вскоре на крики старейшины прибежал возница. В руках у северянина был короткий меч, которым тот неумело размахивал перед собой. Ивану при всех его магических навыках без труда удалось бы одолеть обоих, но совершенно не хотелось причинять зло случайным путникам, пусть один из них и лишился рассудка. Отпустив Хаппа, Иван толкнул того в спину и старейшина, по инерции сделав несколько шагов, завалился в траву. - Что вам от меня нужно?! – зло просипел Иван. Оторопев от такого вопроса, возница замер с вскинутым мечом, а Хапп, всё ещё не успевший подняться с колен, рявкнул, напоминая в тот момент брехливую дворнягу: - Ты посмел пользоваться магией на моих землях! Да знаешь ли ты, как долго я восстанавливал своё честное имя в глазах магистра Арвика?! Ты... Хаппа разрывало от ненависти. Он поднялся на ноги, тяжело, медленно шагнул к Ивану и произнёс: - Убирайся прочь, чтобы я тебя больше тут не видел! - Я иду в город, - понимая, что недоразумение перерастает в нешуточный конфликт, упрямо заявил путник. – В ближайший город. Там у меня дела и я не собираюсь из-за случившегося... Хапп зло взглянул на собеседника, притворно-миролюбиво улыбнулся и сказал, прерывая Ивана: - Позволь мне рассказать, что делают воины Ордена с такими, как ты...
Сообщение отредактировал TihonovBOSS - Пятнашка, 27.07.2012, 09:15
Ивану было всё равно, что скажет этот странный старик. Он клял себя за решение дождаться обоза и предупредить путников о рыщущих по берегу бандитах. Он надеялся, что удастся встретить в этих краях местных жителей, которые укажут кратчайший путь к городу. «Дождался, идиот!» - сам себя отругал маг и жестом остановил распалившегося Хаппа. - Уважаемый, вам не удастся меня остановить. Я всё равно войду в город. От этого зависят жизни моих друзей. Поэтому у вас лишь два выхода из этой ситуации - вы либо нападёте, чтобы меня остановить, либо довезёте до города. Второй вариант предпочтительнее – я постоянно буду у вас на виду, а когда закончу дела, вы сможете отвезти меня обратно. И все будут довольны... Ну так как? Свою речь Иван завершил широкой дружелюбной улыбкой, и замер, ожидая ответа Хаппа. - Все будут довольны?! – старик посмотрел сначала на собеседника, потом метнул полный злобы взгляд в нерасторопного возницу. – Ты убил троих! На моей земле! Поэтому никогда все не будут довольны! Он уже позабыл о том, что спешил доставить лечебные травы домой, о боязни засады. Все мысли старейшины были лишь об одном – на его земле трое бродяг, которых умертвили с помощью запрещённой Орденом магии. И если магистр Арвик, чей величественный дворец находится в центре города, прознает о случившемся... Страшно подумать, что ждёт старейшину в этом случае. Когда в прошлый раз кто-то из крестьян использовал магию, чтобы вызвать дождь, беднягу сожгли на костре, а его домочадцев отправили в рудники, где те сгинули без следа. Тогда Хапп чудом сохранил пост старейшины, которым очень дорожил, но дважды магистр Арвик не будет столь милостив к своему слуге. Поэтому нужно немедля убрать все следы применения магии и не позволить незнакомцу колдовать впредь. Как именно? Можно убить мага, но тот вполне способен ответить на удар, а можно сопроводить его в город и вывезти обратно... - Ладно, едем, - произнёс старейшина, - но если ты вздумаешь колдовать - клянусь Зинчем, я убью тебя! Иван был рад, что удалось прийти к компромиссу, и пусть Хапп смотрел на него исподлобья, а возница не выпускал из рук меча, положение путника было многим лучше, чем пару минут назад. А жаловаться на мелкие неурядицы негоже, если всё идёт довольно неплохо... Пока возница отвязывал лошадь и разворачивал телегу, Иван поднял с земли рюкзак и чехол с оружием. Вытер о траву и отправил в ножны широкий нож с наборной рукоятью. - А с этими что делать? – виновато спросил он у Хаппа, указывая на мертвецов. - Ничего, - махнул тот. – Будем молить Зинча, чтобы зверьё сожрало их раньше, чем объявятся Светлые. Иван не стал спорить и предлагать в качестве способа уничтожения тел простенькую магию огня... Хотя, вполне мог бы. Остаток пути до мелководья ехали молча. Хапп настороженно поглядывал на Ивана, тот отвечал максимально дружелюбным взглядом, и вскоре напряжение начало спадать. - Ты о чем думал? За использование магии убивают! – спросил путника старейшина, когда они спрыгнули с телеге, толкая ту через мелководье на противоположный берег, - Да придерживай ты, чтобы травы не намочить! - Я не знал, что всё так серьёзно, – отвечал запыхавшийся Иван, приподымая тяжеленую телегу, плотно увязшую в иле, - Тут на колёса намоталось водорослей... Может ножом их? - Не надо, - замотал головой раздраженный Хапп, - из тебя наверное до сих пор энергия хлещет. Будешь водоросли резать или, не приведи Зинч, кусты гнуть – выплеснется малость и учуют Светлые. Тебе сейчас лучше вообще о магии забыть, словно и не умеешь колдовать. Уразумел? Иван лишь закивал, помогая вытолкать телегу на противоположный берег. Намотавшиеся на оси водоросли Хапп счистил сам, затем очистил колёса от налипшего ила, опасливо косясь на попутчика. По окончании чистки телеги, старейшина потрогал свёртки с лечебной травой и, убедившись, что те не промокли, заметно повеселел. - Ты не из местных? – спросил он, когда возница стеганул упрямившуюся лошадь и та потащила телегу с ценным грузом дальше. - Издалека, с севера. Услышав это, северянин-возница обернулся, мельком взглянул на Ивана и недовольно поморщился. - Вон оно что… - задумчиво протянул Хапп, - И как там на севере люди живут? - Нормально, - попутчик пожал плечами, - правда местные сюзерены недавно запретили вырубать леса. Приходится использовать магию для поддержания огня в очагах. - Магия огня, - хмыкнул старейшина, - А как же Светлые? - Здесь Светлые сидят в своих крепостях, поддержанные сюзеренами, а по другую сторону кинжального хребта вообще ни одного монастыря Светлых не уцелело. - Это как же? – Хапп окончательно забыл о своей былой настороженности и теперь внимательно смотрел на собеседника ловя каждое его слово. - Люди бунтуют, - пояснил Иван, - в каждом городе молятся своему богу. В одних селениях веруют в Зинча. В других – в бога-землепашца Эхха, а кое-где даже в Кощея. Когда Светлые начали бороться с ересью, люди принялись жечь их монастыри. Хапп помрачнел. - Странно, - сказал он после недолгого молчания, - у нас об этом не слышно. Даже базарные крикуны молчат. - Здесь другой мир, - с тоской пояснил пришлец, - А на мою родину, слава богам, Светлые больше не суются. Хотя, всякое болтают. Я даже слышал, что в один из заброшенных монастырей пришел походный отряд Арвика. - Но ты ведь сейчас шел не с севера, - почувствовав, что вклиниться в разговор самое время, начал возница, - а с юга... Я сам северянин... - У меня были деля, - пожал плечами Иван, а Хапп отметил про себя, что попутчик повторяет этот жест каждый раз, когда извиняется или... Лжет? - Беда в наших краях похуже Светлых, - помрачнев, и ещё сильнее ссутулившись, продолжал путник, - Города один за другим присягают на верность Кощею. А те, в храмах которых не звучат подданнические молитвы, сжигает до тала огромный дракон. - А вот об этом шепчут на всех углах, как бы ни старались светлые замолчать происходящее, – сообщил возница, - Я жил у Холодного ручья. В детстве... А недавно дракон сжег мою деревню... - Мою тоже... – печально сказал Иван и поспешно сменил тему, - А на юге люди болеют и умирают от проклятья Кощея... Целыми городами. Медленно и страшно... Это жутко – смотреть, как великие народы, - путник запахнул плащ, - когда-то великие и гордые, дряхлеют от поколения к поколению... Надеюсь, этих земель не коснулась такая беда? - Коснулась, - вздохнул Хапп, - К югу от города есть старые склепы богов – бездонная шахта... Возле неё когда-то селились люди, пили воду из источника, но все умерли. Проклятье Кощея за три года забрало всех, даже детей. - Отвезите меня туда, уважаемый, - попросил Иван. – Это как раз то место, которое я искал в ваших землях. Старейшина и возница со смесью страха и удивления посмотрели на попутчика. Всякое им случалось видеть, но чтобы кто-то намеренно искал проклятые руины... «А может это уловка, - мелькнула мысль в голове у Хаппа, - В проклятых землях, где из древних шахт бьют чудовищные потоки энергии, несложно прикончить его и возницу. При таком сильном выплеске энергии Светлые и не заметят слабую вспышку – заклятье чёрного пламени». - Никто по своей воле не ходит на руины... – мрачно сообщил возница. – там только смерть. - А вы и не ходите, - охотно согласился Иван, - только укажите путь к этому месту и я сам пойду. Хапп засопел, исподлобья оглядывая попутчика. - Вы же сами сказали, что от меня ещё веет энергией прошлого заклятья, - явитесь со мной в город – и конец всем нам. А так вы и себя обезопасите и мне поможете. Старейшина какое-то время размышлял, затем кивнул и указал за спину, на змеящуюся реку: - Пойдешь вдоль берега до того места, где на север уходит приток. Не ошибёшься... А затем – вдоль притока. К рассвету будешь на месте. Ты сразу увидишь бездонную шахту и поймешь, что дошел до цели... А теперь иди, раз собрался. Надеюсь, цель достойна потраченных сил... - Ты даже не представляешь, насколько важна эта цель, - в тон ему отозвался Иван и соскочил с телеги и нырнул в затянутый туманом подлесок. Когда звуки его шагов стихли, Хапп выудил из кармана поблёскивающий медальон на цепочке и улыбнулся... Если незнакомец вздумает обмануть старейшину, тот отдаст сорванный во время потасовки металлический жетон и передаст вещицу Светлым. Уж тогда ищейки Ордена быстро отыщут убийцу... - Ты умеешь читать на северных языках? – спросил Хапп у возницы, вертя амулет в руках. - На некоторых... – отозвался тот, принимая странную вещицу. Несколько минут оба молчали, после чего северянин произнёс: - Тут написано «Капитан Морковин И.В. Объект Д-414». - И что это значит? Возница пожал плечами: - Это очень древний язык... На нем написаны послания богов. Наверное, амулет очень могущественный... - Видимо, да... – Хапп улыбнулся, - лорд Гартум обещал награждать за каждую надпись на языке богов, а он держит слово...
* * *
К рассвету Иван выбился из сил. Путь до «бездонной шахты» занял несколько часов, и всё это время идти приходилось через лесную чащуили пробираться вброд по колено в ледяной воде. Лямки тяжеленого рюкзака впились в плечи и норовили опрокинуть носильщика, а чехол с оружием дважды за время пути цеплялся за ветви деревьев, после чего Ивана щедро окатывало предутренней росой. Но когда Огнедышащее светило уже вознеслось над макушками разлапистых елей, перед путником раскинулось огромное поле, поросшее невысокой, желтоватой травой. Он сразу понял, что достиг цели. Извлёк из рюкзака небольшой прямоугольный предмет, зажал его в ладонях и пропустил заряд энергии из одной руки в другую. Странная вещица в ладонях ожила, затрещала. Иван взглянул на поблескивающий прямоугольник, занимающий добрую треть поверхности предмета, затем присвистнул и проговорил: - Рентгены... Вот вы где, мои хорошие... Неудивительно, что тут все поумирали... с таким-то уровнем радиации.
25-26 июля 2012 г.
Сообщение отредактировал TihonovBOSS - Пятнашка, 27.07.2012, 09:20