Снег скрипел под ногами, зоркие глаза Куа уже слезились от напряжения и окружающей белизны. Где-то неподалеку перекрикивались другие охотники. Шумели нарочно – недавно нашли совсем свежие следы уррола, а эти шерстяные гиганты ненавидят человека и сами идут на голос.
Впереди, среди черных стволов деревьев, послышался треск и возня. Куа напрягся и поудобней перехватил копье, свистнул, подражая птице, чтобы дать остальным знак, что добыча здесь. Двигаться он не решался, на уррола и опытный охотник в одиночку не пойдет, а Куа и вовсе молод – только три охоты за плечами.
Но никто не пришел, даже голоса охотников стихли, исчезли. Юноша растеряно оглянулся, не зная, что делать. В сердце закралась тревога – слишком тихо стало вокруг, даже воздух замер, будто в ожидании.
Внезапно послышался скрип снега и шумное дыхание, из-за деревьев, прямо на растерянного Куа, вышел уррол. Юноша было сжал покрепче копье, но, разглядев зверя, бросил оружие в снег, падая на колени и закрывая голову руками. Тяжело переступив закрытыми густой серебристой шерстью ногами, гигант качнул хрустальными рогами, одобрительно фыркнул. Посланнику духов пришлось по душе приветствие и сообразительность Куа. Уррол подошел совсем близко, почти коснулся головы юноши, раздувая жарким дыханием мех капюшона, потом отступил на шаг и широко раскрыл рот, так, что стала видна огненная глотка.
Оттуда донесся громкий рев - грубые мужские, скрипучие старческие и мелодичные женские голоса сплетались в дикий хор, от которого у охотника мигом заболела голова.
- Ты Куа, сын Хатума из племени Ледяного пика, слушай нашу волю. Неунаследовавший силы лишает нас заслуженных жертв своей неумелостью. Ты будешь новым Говорящим. До заката ты должен доказать свою верность.
Голоса замолчали, а Куа со страхом смотрел на уррола, не в силах поверить в происходящее. Он никогда не мечтал стать шаманом, вполне довольный ролью охотника. Но сомневаться ему не дали, вновь зазвучало разноголосье из жаркого зева посланника духов.

Шамана разбудил шум голосов и плач, старик приподнялся на локтях и застонал. Все тело болело, а в голове стоял непонятный гул, словно по ней ударили чем-то тяжелым. Он отхлебнул травяного отвара из меха и, кряхтя, вылез на улицу. Его встретили недобрые взгляды мужчин и слезы женщин. Огромный костер в центре стоянки уже был сложен.
Вождь стоял, окруженный охотниками, и обнимал за плечи дочь Амики, которая тряслась всем телом, судорожно всхлипывая. Она была одета в самые лучшие меха, богатые украшения из резной кости подчеркивали красивую бледность кожи девушки, а лицо, даже заплаканное, не потеряло красоты и мягкости черт. Многие юноши мечтали взять в жены такую красавицу.
Внезапно вперед выскочила жена вождя, она со всей силы толкнула шамана, отчего тот плюхнулся на тощий зад, нелепо взмахнув руками. Женщина резко развернулась к замершим людям.
- Как вы можете? – закричала, обливаясь слезами. – Как?!
- Такова воля духов! – прокаркал Говорящий, вставая с помощью подоспевшего Мату. – Как ты смеешь в ней сомневаться?! Вы все, - он оглядел тяжелым взглядом притихших соплеменников, - как смеете не верить?! Из-за этого и сыплются на нас несчастия, из-за того, что вы, жалкие мерзавцы, потеряли веру. Прогневали Духов! Забыли об их силе, забыли страх, с которым должны склоняться перед волей покровителей! Это вы виноваты в том, что они потребовали такую жертву, не я!
Люди притихли, не решаясь возражать, хотя во взглядах бросаемых на шамана все еще сквозила злость, но теперь к ней примешивался и страх. Женщины увели жену вождя, которая как будто истратила все силы на свой отчаянный поступок и теперь была вялой, двигаясь, как во сне.
Костер разгорался все сильнее, уже невозможно было стоять близко, алчное пламя хрустело дровами, заставляя воздух колыхаться от жара. Отблески огня плясали в расширенных от ужаса глазах Амики. Ей предстояло быть брошенной в самое пекло, чтобы вознестись в обитель духов и там просить о милости для племени. Девушка больше не плакала, она лишь неотрывно смотрела на костер, шепчя какие-то слова. Рядом замер безмолвным истуканом ее отец, лицо которого не выражало ничего кроме боли. За их спинами толпилось все племя, в молчании, люди стояли плотно, словно боясь переступить невидимую черту, перестать чувствовать локоть соседа.
Говорящий с духами вышел к костру, протягивая к пламени бубен обтянутый кожей. Когда тот нагрелся, старик запрокинул голову, покачался с пятки на носок и сделал первый удар. Глухой звук заставил вздрогнуть всех – он означал начало церемонии. Выдержав паузу, шаман ударил еще раз, и еще, и еще… Ритм, похожий на биение сердца, отсчитывал последние мгновения жизни Амики.
Девушка гордо выпрямилась и сделала первый шаг к костру, но ноги предательски подкосились, и ее пришлось подхватить под руки двум охотникам. Сильные мужчины неуверенно переглянулись, а потом медленно повели жертву на встречу с духами.
До костра, у которого бесновалась костлявая фигура шамана, оставалась пара шагов, жар уже тянул жадные языки к добыче, а бубен гремел все громче, когда от изгороди раздался окрик:
- Прекратите!
Стук бубна оборвался, остановились охотники с Амики, треск костра, казалось, стал менее яростным. Люди щурились на пламя, отделявшее их от говорившего, стараясь разглядеть того, кто прервал страшный обряд. Первым опомнился шаман:
- Кто ты такой, и как смеешь прерывать священное действо?! – крикнул он, сердито тряся редкой бородой..
- Кто я такой? – Куа спокойно вышел из тени, сжимая в руке каменный топор. – Я тот, кто не позволит тебе убить.
Молодой охотник нежно посмотрел на бледную от испуга Амики, а потом перевел взгляд на шамана.
- Ты не Говорящий с духами, Хату.
Люди, с удивлением наблюдающие за происходящим, ахнули. Произнести имя шамана значило навлечь на себя гнев тех, кому он служит.
- Глупец, как ты смеешь?!
- Вот как! – с этими словами Куа быстро подошел колоде, на которой рубили дрова для костра, и положил на нее руку.
Сморщенное, темно-серое лицо старика исказилось ужасом, когда он понял, что задумал охотник. Глядя на занесенный для удара топор, шаман затрясся, выставил перед собой бубен, будто пытаясь им отгородиться. Каменное лезвие мелькнуло в воздухе и с тонким звоном рассыпалось пылью, лишь коснувшись человеческой кожи. В свете костра искристые пылинки медленно оседали на дерево колоды.
Некоторое время было тихо. Куа так же изумленно, как и все остальные, смотрел на невредимую руку.
- Ему помогают духи! – крикнул кто-то.
Крик подхватили, люди приблизились к юноше, разглядывая место, куда должен был воткнуться топор.
- Что все это значит? – вождь подошел последним, к нему вернулась уверенность, и не смотря на суровый тон, в голосе явно слышалась надежда. – Объясни Куа, куда ты исчез с охоты и что значит это, - Каим кивнул на колоду, присыпанную тем, что осталось от топора.
- Не важно! – подлетел Говорящий с духами. Он бешено сверкал глазами, размахивая бубном, норовя им кого-нибудь ударить. – Не важно! Не важно! Духи в гневе!
По приказу вождя разошедшегося шамана схватили, он шипел и плевался, а одному из охотников даже прокусил палец.
- Он лжец, - Куа с брезгливостью посмотрел на притихшего старика. – Я видел посланника. Он сказал мне, что духи не выбирали Хату. Но он убил своего отца и скрыл собственное бессилие, обманывая племя. Он – причина всех бед. Духи долго терпели, а однажды заговорили с ним, предложив выбор. Жертва, доказывающая верность, или гибель племени.
- Жертва – моя Амики? – спросил Каим, хмуря густые брови.
- Нет.
Короткое слово произвело эффект небесного грома среди ясного дня, племя вновь загудело, а Хату забился в крепких руках мужчин, невнятно клокоча проклятия.
- Что за жертва? – в голосе вождя звучало напряжение.
- Он должен был отрубить себе руку, тогда духи бы смилостивились.
- Вот как! – Каим резко вырвал старика у охотников, сжал тощее, сморщенное горло могучей рукой. – Значит духи хотят богатую жертву? Они ее получат! Я с удовольствием принесу ее!
Он вынудил бывшего шамана встать на колени перед колодой и кивком подозвал одного из мужчин, который схватил пленника за руку, прижимая ее к дереву.
Сухой удар и стоянку племени огласил полный боли крик. Наточенный топор вождя не подвел. Женщины заахали при виде ужасного зрелища, а мужчины лишь одобрительно кивали. Жалости никто не испытывал.
- А ему-то духи не помогли, - выдохнул охотник, в руках у которого осталась старческая кисть, щедро окропленная кровью.
- Будьте вы прокляты! – зарыдал Хату, которого, наконец, отпустили. Он баюкал культю, раскачиваясь и заливая алым снег вокруг. – Будьте прокляты! И вы и духи!
Постепенно проклятия стихли, превратившись в неясное бормотание. Старик неожиданно расхохотался и встал, покачнулся, не прекращая смеяться, и начал отступать назад.
- Я шаман! Вы не смеете этого отрицать! Не смеете! Мне никто не указ! – прокаркал он. – Даже духи!
Никто не проронил ни слова, глядя, как, делая очередной шаг назад, старый Хату наступил на толстую ветку и, не удержав равновесия, упал спиной в жадное пламя. Уже успевшие основательно прогореть бревна обрушились вниз, погребая под пылающими угольями тощее тело.
В загоне громко заревели кауны, их бока, впервые за долгие дни зимы, вспыхнули таким же ярким огнем, как и жертвенный костер.